Будь на дороге другая карета, Рудольф пожалел бы коня и пошел пешком, но речь шла о Милике и Мики. Нагель, поняв, что спорить бесполезно, уныло потрусил вперед, и они оказались на бойне.
Лошади и люди лежали вперемешку. Развороченные животы, оторванные головы, вырванные глотки и кровь, кровь, кровь… Потеки, ручьи, лужи липкой застывающей крови! Рудольф Ротбарт воевал с пятнадцати лет и повидал горы трупов, но такого безумия ему не попадалось. Даже когда зажигательное ядро угодило в бочонок с порохом и взрыв разнес на куски десяток солдат и капрала, было лучше.
В горле застрял отвратительный пульсирующий шар, но Руди заставил себя осмотреть мертвецов. Он знал почти всех, как людей, так и коней. Гвардейцы императрицы, его дорогие «черти», те, кого он приставил к Милике и за кого ручался, как за самого себя. Каждый из погибших мог в одиночку справиться с четверкой обычных солдат. «Черти» не боялись ни Бога, ни Сатаны, а верили лишь Рыжему Дьяволу, за которым шли в огонь и в воду. И пришли. На этот луг. Рудольф сжал руками виски, пытаясь понять хоть что-то, но в голове стучало одно: «Старый Вольфганг был прав. Старый Вольфганг знал, что делал. Старый Вольфганг был прав». Проклятый Небельринг!
Руди наклонился над высоким крючконосым человеком, чье горло было вырвано, а в остекленевших глазах плясала луна. Капитан Дорманн. Ветеран шестнадцати сражений, после третьей раны отправлен в Хеллеталь. Дорманн поклялся ни на шаг не отходить от Милики. Если он здесь, значит… Рудольф вновь обошел убитых: ни Милики, ни Мики, никого из придворных гадюк. Выходит, Дорманн нарушил слово и с двумя десятками солдат увязался за пустой каретой?
Другой бы на месте Руди убедил себя в том, что невестка не покидала Хеллеталь, но Рыжий Дьявол всегда предполагал худшее и превращал его в лучшее. Обычно ему это удавалось, но с Небельрингом он еще не дрался. Принц-регент был готов взвыть, как давешние волки, но вместо этого вернулся в развороченный лагерь. На этот раз он не искал, а считал.
Двадцать четыре трупа: кучер, два лакея, двадцать солдат, один капитан. Двадцать четыре человека и тридцать две лошади – все со спутанными ногами. Четыре упряжные, двадцать восемь верховых, причем две достойны принцев крови.
Буланого жеребца-пятилетку Рудольф лично подарил растерявшемуся от такой чести Дорманну, второй был принцу незнаком. В любом случае шестеро гвардейцев и знатный всадник избежали общей участи. Если в карете были пассажиры, они сейчас с уцелевшими.
Рудольф вернулся к одинокому Нагелю, отвязал коня и замер с поводьями в руках. Куда делись исчезнувшие? Между Витте и Альтенкирхе нет ни деревни, ни хотя бы постоялого двора, только храм Пресвятой Девы на Мариинском холме и поместье Вольфзее. Он никого не встретил, значит, путники отправились в Альтенкирхе или к старой Берте, черт бы ее побрал! Если в карете была какая-нибудь из матушкиных ведьм, она потащила императрицу в Вольфзее, а Милика, как всегда, не смогла сказать «нет».
Вольфзее… Рудольф был там лишь однажды семилетним мальчуганом. В памяти всплыли увенчанные волками столбы, увитый плющом дом с двумя башнями, темные дубовые панели, старинные доспехи, шкуры волков и медведей… Неприятное место, чтобы не сказать жуткое, но стены там крепкие. Какая бы тварь ни разгуливала по здешним полям, в Вольфзее ей не вломиться, если только она не свила там гнездышко.
Рудольф Ротбарт с юности ходил в отчаянных храбрецах, что не мешало принцу-регенту, когда нужно, отступать. Здравый смысл подсказывал отправиться в Альтенкирхе, дождаться рассвета и вернуться с большим отрядом, но пока он будет ездить туда-сюда, может случиться всякое. Руди помянул своего рогатого тезку и повернул к озеру, лихорадочно вспоминая дорогу к старому дому.
Глава 6
1
Три звезды висели над самой церковью, три дрожащие голубые звезды. В ночь свадьбы они стояли на дворцовом балконе, внизу серебрился Зильберштраль, пахло поздним жасмином, а Людвиг показывал ей созвездия. Меч, Жница, Бык, Миннезингер, Оборотень, Сокол… Боже, как же они были счастливы!
– Пришли, – с каким-то удивлением произнес Клаус.
– Пришли, – повторила Милика, стерев навернувшиеся слезы, – без Риттера.
– Погоди его хоронить, – прикрикнул Цигенгоф и осекся. – Прости, но ты и впрямь… Не плачь раньше времени – примета дурная. Парень не только лесничий, но и офицер, головы не потеряет. Поводит их до рассвета и уйдет.
– Куда уйдет? – вздохнула Милика. – И как?
– Да хотя бы по воде, – не сдавался Клаус. – Сразу видно, ты ничего в охоте не смыслишь. Волки – те же собаки, их главное – со следа сбить, а дальше – просто.
– Не лги, – перебила Милика, – не надо. Слышишь, они идут.
– Слышу, – пожал плечами Клаус, – ну и что? Риттер их обманул, вот они и воют. Пусть хоть увоются, мы-то у цели!
Императрица не ответила. Цигенгоф может говорить что угодно, но гибель Риттера на ее совести.
Волки плакали далеко, очень далеко. Было не понять, кого они гонят, все еще Риттера или уже их.
– Мама, – подал голос Мики, – а Отто скоро придет?
– Скоро, – соврал Клаус, – мы его внутри подождем. Входим, хватит мерзнуть и трястись – не зайцы.
Милика покорно потянула на себя очередную дверь. Неужели это она несколько часов назад вышивала ирисы, не знала, что делать с Гизелой, боялась за Руди? Ночь отрезала прошлое черным ножом и продолжала кромсать ломоть за ломтем. Из Хеллеталя выехало больше тридцати человек, теперь их лишь трое…
– Милика, проснись!
– Я не сплю.
– Мама, а здесь красиво…
Да, красиво и спокойно. Лунный свет, пробиваясь сквозь витражи, терял свой холод, пахло осенними листьями и отчего-то ягодами. У алтаря теплилось несколько лампад, из золотистой темноты выступали бык, орел, крылатый лев, ангел. Она обещала Мики, что ангел отгонит волков, выходит, она сказала правду?
– Мам, ты чего?
Какой простой вопрос, только ответить нечего.
– Все хорошо, милый. Надо зажечь свечи.
– Я тоже буду зажигать!
– Конечно, будешь.
Нестрашная тьма стала прозрачной, взлетела вверх, к расписанному звездами куполу. Волхвы преклоняют колена пред Младенцем, святой Георг поражает Змея, Анна говорит с Елизаветой. Приглушенный блеск подсвечников, ветви можжевельника и бересклета, медно-рыжие иммортели для архангела Михаила, нежно-розовые – для Пречистой Девы. Тишина и чистота, лампадки полны масла, на мозаичном полу – ни соринки. Кто выстроил в лесной глуши церковь? Кто за ней следит?
– Мама, – Мики с горящей свечкой в руках застыл перед иконой, – смотри, Руди!
– Ты про кого? – подмигнул Клаус. – Про Георга или про Змея?
Император насупился, граф Цигенгоф покаянно вздохнул и зажег святому Георгу сразу три свечи. Рыжие отблески упали на кудри воина, усугубив и без того немалое сходство.
