Дорогу преградил ручей. Мелкий и неширокий, он скакал по блестящим от лунного света камням. Его бы перешел и ребенок, но сапоги, и без того утопавшие в каменистом грунте, провалились в мокрый песок выше щиколоток. Мраморное тело в который раз напоминало: то, к чему ты привык при жизни, отныне невозможно, а столпившиеся на берегу глупцы желают победы Ригаско. Все, кроме болтуна Переса! Они будут разочарованы, но бронзовый, черт его побери, не прост, а этот гравий хватает за ноги не хуже трясины! Нужно найти для боя приличное место… Вон ту площадку между деревьями!
Ригаско придерживался того же мнения. Застыв выше по течению все того же ручья, он сосредоточенно огляделся и неловко выбросил вперед руку, указывая в сторону разлохмаченных дубов. Хенилья неспешно кивнул. Глядя на противника, он смотрел на себя. Те же неловкость, медлительность, тяжеловесность, но это пройдет. Нужно только помнить, что ты не человек, и трудности обернутся преимуществом. Рано или поздно бронзовый войдет в раж, зарвется, упадет и больше не встанет. Он всегда был азартным и никогда не оглядывался. Хенилья вдосталь насмотрелся на таких… Они редко доживают до тридцати и губят больше солдат, чем вражеские стратеги. И они же купаются в море славы, к которой другим пробиваться годами. Но к дьяволу этих недоумков, не до них! Гравий и земля легко держат человека, но проседают под камнем, да и само тело не спешит повиноваться: трудно поддерживать равновесие, трудно рассчитывать силу, трудно остановиться и повернуться. Походка становится неловкой, каждый шаг требует внимания, а ведь скоро дойдет до оружия! У Ригаско шпага, к которой он привык, а к мечу еще нужно приспособиться…
Грунт стал тверже, то и дело приходилось переступать через спящие валуны. Изломанные тени накрыли тропу черной сетью, до облюбованной площадки осталось шагов двадцать, а бронзовый запаздывал, ему только предстояло перейти ручей и миновать темные заросли. Это было кстати, потому что идти в бой с незнакомым оружием – больше чем глупость.
Полководец выбросил из головы все, кроме главного, а главным было подчинить новую плоть, и у него получилось. Мраморные ноги больше не спотыкались, послушно неся огромное тело к роще. Воля и разум способны на многое. Они выиграют войну, откроют Новый Свет, но не поставят на место титулованных ублюдков и не отучат женщин от предательств!
Белый меч, описав дугу, с грохотом опустился на упавший ствол. Мертвое дерево развалилось на куски, а на широком клинке не осталось ни зазубрины. Дон Гонсало со всей мощи рубанул припавшую к земле глыбу. Всполошенными светляками брызнули искры. Голубые, словно утренняя пастушеская звезда, они льнули к породившему их мечу. Это было чудо, но уповать на чудеса Хенилья не привык. Мраморный сапог трижды ударил по горбатому валуну, прежде чем полководец окончательно уверился: драгоценный ромульянский мрамор не уступает крепостью граниту! Небеса оказались справедливей пап и королей, даровав Орлу Онсии не только вторую жизнь, но и неуязвимость!
Последний пробный удар обрушился на вцепившееся в камни деревце. Белый клинок срезал ствол толщиной в руку, словно косой, и понесся дальше. Мраморный исполин пошатнулся и, как смог быстро, отступил в тень. Входить в образованный деревьями и берегом круг прежде Ригаско он не собирался. Гонсало де Хенилья и так слишком часто ожидал титулованных ничтожеств, теперь очередь бронзового. И неважно, что ожидание будет недолгим…
3
Инес отложила гребни и уставилась в зеркало, подперев кулаками щеки. Сотворенное Бенеро зелье смылось, как он и обещал, почти без остатка, разве что волосы теперь отливали не золотом, а пеплом, но ничего плохого в этом не было. Плохо было то, что Хайме ушел непонятно с кем и не вернулся. Инес спросила служанку, кто этот пожилой сеньор с бородкой и где он живет, та замялась, а потом сказала, что не знает. То же самое сказали и высокий белобрысый слуга, и конюх, без возражений показавший ей коня Хайме и поклявшийся, что все лошади на конюшне и из замка никто на ночь глядя не уезжал. Пришлось вернуться к себе и смотреть, как на темнеющем небе проступает лунный диск.
Семнадцать лет назад она тоже смотрела в окно и думала, что скажет Карлосу, когда тот соизволит вернуться. Это в книгах и песнях гибель близких чуют на расстоянии, а в жизни смерть приходит вместе с гонцом. Она уже несколько часов была вдовой, но ничего не знала и не чувствовала, только злилась на мужа за непонятный и поспешный отъезд. Бласко ничего толком не объяснил, сказал только, что герцог де Ригаско велел ехать. Она стала спорить, и аббатиса напомнила, что долг жены – повиноваться воле супруга. Она-то про лоассцев знала, но молчала, уповая на Хенилью и Пречистую Деву, а спас всех Карлос…
В приоткрывшуюся дверь просунула нос служанка, спросила, не пора ли стелить. Инья замотала головой: после отъезда сына она засыпала с трудом, а лежать, смотреть в темноту и вспоминать было больно. Женщина послушно вышла. От Гьомар так просто было бы не избавиться, но камеристка, по доброй воле превратившаяся в няньку, не отходила от малышки. Инес это устраивало – навязчивая опека Гьомар ее и раньше бесила, а в последний год стала просто невыносимой.
Герцогиня провела пальцами по бровям и вышла, сама не зная куда. Церкви в Гуальдо не было, а горный вечерний холод отбивал охоту к прогулкам по стенам. Герцогиня немного постояла в коридоре, борясь с желанием потолковать с Бенеро, и отправилась навестить хозяйку. Та еще не спала и была одна.
Родильная горячка обошла бывшую маркизу стороной, а покой и присутствие Диего сотворили чудо. Мариита больше ничего не боялась и ничего не хотела. Замок, в который никто не приедет, и любовник, который никуда не уйдет, стали ее счастьем. При виде гостьи молодая мать улыбнулась и отложила цепочку из собственных волос, которую плела для Диего.
– Сеньор Бенеро уже ушел, – сообщила она. – Почему он хочет уехать? Скажи ему, чтоб остался, здесь так хорошо.
– Это его дело, – пожала плечами герцогиня, – если он считает тебя здоровой…
– Врач мне больше не нужен, – заверила Мария, – и маленькой тоже. Правда, что приехал твой брат?
– Да. – Приехал и сразу куда-то исчез. Нашел время!
– Как же это чудесно… Он обвенчает нас с Диего и окрестит маленькую, мы ведь не можем появляться в городе.
– Конечно, он все сделает. Мариита, кто этот высокий пожилой сеньор с седой бородкой? Он тоже гостит в замке.
– Нет. – Аквамариновые глаза широко распахнулись. – В замке нет гостей, ты же знаешь.
– А где Диего?
– Ушел. Его позвал Фарабундо.
– Давно?
– Еще светло было. Ему нужно было по делам…
– Ты не знаешь, где он?
– Нет. Инес, что с тобой?
– Мне не нравится, что его нет. – А еще меньше ей нравятся непонятный гость, белобрысый Фарабундо и куда-то умчавшийся братец.
– Не волнуйся, – безмятежно протянула бывшая маркиза, – Диего никогда меня не оставит. Если он ушел, значит, так нужно.
– Без сомнения, – согласилась Инес, целуя безмозглую голубицу в щеку, – спокойной ночи, Мариита.
