– Конечно. – Инес с сомнением оглядела внушительную фигуру собеседника. – Но за водой пойду я. Вас простыни могут не выдержать, и потом… Лучше схватят меня, чем вас. Для всех лучше.
– Вы умеете лазать по окнам? – Бенеро хотел быть уверен, что она сделает то, за что берется.
– Сумею! – Инес вздернула подбородок. – А вот рвать простыни придется вам.
– Сеньорита!.. Сеньорита, откройте… Это я! Да откройте же!
– Гьомар! – взвизгнула Инес и прикрыла рот ладошкой. Колотила в дверь камеристка, но кто стоял за ее спиной?
– Погодите, сударыня. – Бенеро что-то взял со стола и неторопливо направился к двери. – Кто вы и зачем…
– Меня прислал дон Хайме, – прошипело из-за розовых створок, – помочь велел. От сеньориты толку, что от кошки.
– Когда вы видели дона Хайме? – «Нечто» в руке врача оказалось чем-то вроде стилета.
– Да сейчас и видела, – донеслось из приемной. – С сеньором одним… Велел к вам с сеньоритой бежать.
– Вы уверены, что ко мне? Сеньор назвал вам имя?
– Да к вам… Ой, что ж это я?! Запамятовала из-за покойников этих… Валяются тут, а дон Хайме мне перво-наперво имя велел назвать. Иначе, говорит, не пустят. Вы Хон… Хо… Хонабена…
– Можете называть меня Бенеро.
Врач отодвинул засов. Разумеется, неспешно.
2
Черное небо, звезды, луна… Вечность и спокойствие. Как странно возвращаться к ним после боя. Сонно зашелестели тополя, пролетела летучая мышь. Ночь пахла нардом и поздним жасмином. Неужели в Доньидо бывает так тихо?
– Никого! – Монах на летучих мышей не заглядывался. – Посмотрим, что на улице.
Брат Хуан искал своих альгвазилов, а Диего шел следом. Он честно пытался думать о том, что должен сказать, но мысли намертво прилипли к розовой двери, за которой осталась Мариита. Не во власти мужчины помочь женщине в ее главном труде. Можно только ждать и молиться, только много ли проку от твоих молитв? Не прошло и часа, как ты отправил к праотцам пару себе подобных, а сколько их было всего? Лоассцев, онсийцев, ромульянцев, хаммериан, мундиалитов, тех, кого ты знал, и тех, кого видел первый и последний раз? Донья Смерть танцует фламенко, и ты танцевал вместе с ней… Как ты посмел втянуть в эту пляску другую женщину? Слабую, одинокую, не способную себя защитить?
Если обойдется, он пойдет на все, чтобы Марииту не тронули… Ее? Их! Он опять забыл о ребенке, а ведь не будь его, нинье ничего бы не грозило.
– Дон Диего, – окликнул ушедший вперед брат Хуан, – посмотрите!
Еще один мертвец. Луна гладит надраенную кирасу, на усатой физиономии – непонимание.
– Бедный Гомес! – Монах опустился на колени и умело закрыл мертвые глаза. Лицо альгвазила сразу стало спокойным и значительным. – Вот что делает честность…
– Его убили? – Нет, ты решительно отупел. Такие дыры в горле сами собой не появляются.
– Гомес решил вернуться. – Импарсиалы глупых вопросов не задают и на них не отвечают. – Не сразу. Сначала поверил. Гомес знает… знал Арбусто, наверняка доложил все, как есть, а наш друг выслушал и спровадил альгвазилов в ближайшую таверну. И денег дал – смотрите…
Кошелек с мелочью и три новеньких реала… Для сержанта неплохие деньги.
– У него есть семья?
– Откуда мне знать?! – огрызнулся брат Хуан. – Хотя… Была у него семья! Видите кольцо?
Громко сказано. Не кольцо – колечко, но его не нужно скрывать. Почему Мариита упрямилась? Что ее держало в Доньидо? Ясно, что не богатство и не титул, она их боялась, она вообще всего боялась.
– Его убили совсем недавно. – Монах поднялся и теперь вытирал руки платком. – Остальные наверняка в какой-нибудь таверне у Панголы, а Гомес что-то вспомнил и решил вернуться. Он не был глупцом и трусом не был…
– Вас не затруднит передать кошелек вдове? Мне он вряд ли понадобится.
– Вы собираетесь умереть или уйти в аскезу? – холодно уточнил монах. Вот мы и начали разговор, брат Хуан. Или все-таки Хайме де Реваль?
– Я собираюсь предложить вам сделку. Я скажу все, что вам нужно.
– В обмен на защиту вашей любовницы?
– И вашей сестры.
– У импарсиала нет родичей, а судьба маркизы де Хенилья волнует меня лишь в той мере, в какой бросает тень на имя дона Гонсало. Чтобы ее спасти, одного вас мало.
– Хенилью убил я, Мариита ничего не знала.
– Допустим, но Орла Онсии не может убить любовник его жены. Это оскорбление для всех онсийцев. К несчастью, не считая меня и… герцогини де Ригаско, вас видел врач, четверо здравствующих альгвазилов и, самое малое, трое людей Арбусто. Я не знаю, куда они делись и что и кому успели разболтать, но здесь не место для разговора. Помогите мне отнести Гомеса в дом. Берите за плечи…
– Хорошо.
Тяжелое тело было теплым и гибким. Кажется, только сейчас бравый сержант пытался схватить преступника и остался без алебарды. Больше алебарда бедняге не понадобится. Как и деньги, кольцо, жена… Альгвазилов убивает отребье. И доблестные сеньоры из Протекты.
Монах, держа мертвеца за ноги, пятился назад. Замечательно, должно быть, они выглядят, хоть и не так, как в приемной Хенильи. Альгвазил мог быть еще жив, когда, переводя дыхание, они стояли друг перед другом.
Врагов больше не было, только тела на полу. Потом зашевелился капитан. Он пытался встать, выталкивая из горла какое-то проклятие, но слова сливались в непонятный, хриплый лай.
– Это ваш мертвец, – ледяным голосом произнес брат Хуан. Арбусто-дель-Бехо вновь захрипел. Он мог умереть через несколько часов или дней, а мог выжить. Врач сказал бы точнее. Диего поймал взгляд монаха, кивнул и потянулся за кинжалом…
Гомес дернулся, вырываясь из рук. Не стоит думать, когда несешь труп, и тем более не стоит вспоминать.
– Прошу простить, – извинился монах, перехватывая поудобней обтянутые вытертым сукном колени, – оступился… Проклятье!
– Я держу, – начал Диего и вдруг вспомнил это самое «прошу простить» и чашку со снадобьем у губ Марииты. Тень тополя упала на лицо монаха, закрыла темным плащом покойника. Они были возле самого дома.
– Кладите на ступеньки. Я открою дверь.
Это не первый мертвец в твоей жизни, дон Диего, и не главная твоя потеря, отчего же так муторно и так стыдно? Не перед монахом, перед альгвазилом.
– Я его внесу, только дверь придержите.
Гулкий вестибюль, еще не прогоревшие свечи, доспехи и гербы. У Гомеса нет герба, но он умер честно. Как и жил.
– Сеньор де Реваль, – глупо затевать такой разговор с убитым альгвазилом на руках, – я так и не объяснил, за что убил командора Сургоса и почему ждал пятнадцать лет.
3
