— Синьор, — сказала она, — вам еще нужна корзина для пикника, которую вы просили?
Чезаре посмотрел на Анну, потом нарочито взглянул на Эмму.
— Да, — кивнул он, — она понадобится нам с синьориной Эммой.
— Ты же собирался сегодня на пикник с Челестой, — сказала графиня, как-то странно взглянув на него.
— Да, графиня, но, как вы слышали, она не может поехать.
— И ты решил взять… Эмму? — графиня закусила губу.
Эмма невольно задрожала, несмотря на жару. Слова графа Чезаре ее одновременно и обрадовали, и испугали, и она боялась, что переполнявшие ее эмоции отразятся на ее лице.
— Если, конечно, Эмма захочет поехать со мной. — Чезаре с беспокойством повернулся к ней: — А вы ведь хотите, не правда ли, Эмма?
— Куда вы собираетесь? — с трудом сглотнув, спросила она.
— На остров, который я хорошо знаю. В самом центре лагуны. Это один из маленьких пустынных островков, о которых я вам говорил. Там есть небольшое шале, в нем можно переодеться. Песчаный отлогий берег идеален для купания. Вода теплая, и у нас будет достаточно времени, чтобы поплавать и позагорать.
Графиня наклонилась и схватила своего внука за рукав.
— Чезаре, ты уверен… — Ее голос сорвался. — Ты ставишь Эмму в трудное положение, если, конечно, она сама не хочет поехать. — Графиня озабоченно посмотрела на падчерицу своей крестницы. — Эмма, вы уверены, что хотите этого?
Эмма поняла, что графиня по какой-то причине ждет, чтобы она отказалась. Но почему? Вероятно, она считает своего внука довольно опасным сопровождающим для юной впечатлительной особы, а пустынный остров — неподходящим местом для незамужней девушки и холостого мужчины.
Эмма чувствовала, что должна отказаться. Своим согласием составить графу компанию она создаст себе лишние трудности: во-первых, в отношениях с Челестой и, во-вторых, более серьезные, — с Видалом Чезаре. Но ей так хотелось провести несколько часов с ним наедине, что в данный момент ее мало заботила реакция мачехи на все это после их возвращения.
— Я очень хочу поехать, — сказала она, бросив взгляд на Чезаре. — Но только если вы не возражаете, графиня.
Пожилая дама откинулась на спинку стула и отпустила рукав своего внука:
— Конечно, я не возражаю. Как я могу? — почему-то она выглядела как человек, потерпевший поражение.
— У вас есть купальник? — спросил Чезаре, посмотрев на Эмму.
— Да.
— Тогда быстро берите его, и мы уходим, пока кто-нибудь еще не придумал причину, почему мы не можем с вами отправиться вдвоем на пикник. Корзинка готова, Анна?
— О да, синьор, как вы сказали, — кивнула Анна.
— Bene
[7]. Умница, Анна, давай ее сюда. Эмма, вы уже позавтракали?
Анна избавила девушку от необходимости сообщить Челесте о своем отъезде, сказав, что ее мачеха отдыхает и не стоит ее беспокоить. Как догадалась Эмма, служанка правильно оценила ситуацию и хотела избавить ее от скандала в самый неподходящий момент.
Захватывающая красота утреннего, позолоченного солнцем города освободила Эмму от беседы с графом, тем более что он был занят управлением катером, осторожно ведя его по узким каналам по направлению к лагуне. Эмма делала вид, что полностью поглощена созерцанием окрестностей и ей некогда обращать на него внимание, тогда как в действительности все ее существо трепетало при мысли о его присутствии, о худых загорелых руках, лениво покоящихся на рулевом колесе, о гибком и сильном теле и о насмешливых взглядах, которые он изредка бросал в ее сторону.
Эмма перед отъездом успела переодеться, сменив совершенно не подходившее ей платье, купленное Челестой, на легкие желтые клетчатые брюки и тунику из набивного ситца. Яркие краски одежды добавили теплоты обычно бледным ее щекам и привлекательности всему ее облику, а гладкие шелковистые волосы ровно падали на ее плечи.
Молчание затягивалось, и, когда город был уже далеко позади, Эмма почувствовала необходимость что-то сказать. Она повернулась к Чезаре и произнесла:
— Простите, что навязалась вам таким образом.
Чезаре посмотрел на нее насмешливо:
— Милая Эмма, не начинайте все сначала. Я думал, мы с вами еще в прошлый раз договорились, что будем друзьями — не больше. Вообще-то я просто хочу получше узнать вас. Понять, что вас интересует в жизни.
— Меня многое интересует, — ответила Эмма, игнорируя все остальное, им сказанное. — А что интересует вас?
— Тоже многое, — усмехнулся Чезаре. — Как и вы, я открыт для соблазнов.
— Перестаньте надо мной насмехаться, — сказала она, чувствуя раздражение. Эмма была непривычна к таким пикировкам и решила уклониться от разговора.
— Разве я насмехаюсь над вами? Эмма, вы так просто попались на удочку! Ну почему вы не можете принимать вещи такими, какие они есть? Почему вы во всем ищете причину? Если я решил пригласить вас на пикник, что в этом такого ужасного? У вас было право отказаться.
— Мне кажется, вы пригласили меня, чтобы заставить Челесту ревновать, — ответила наконец Эмма. — И еще, возможно, все это вас забавляет. Как и вашим далеким предкам, вам, видимо, нужно иметь кого-то под рукой, чтобы мучить, выдумывая новые способы пыток и получая от этого удовольствие.
Чезаре какое-то время удивленно на нее смотрел, а потом заразительно расхохотался, тряся головой.
— О Dio
[8], Эмма, вы продолжаете быть упрямой, да? — наконец он немного успокоился. — Вам, наверное, будет интересно узнать, что, несмотря на разницу в возрасте, я получаю удовольствие от вашего общества и, поверьте мне, у меня нет никакого желания вызывать ревность у вашей мачехи.
— Это я уже слышала, — резко ответила Эмма и отвернулась от него.
Он вытащил сигареты и предложил ей, положив пачку рядом с ее рукой. Эмма взяла сигарету в надежде успокоить свои нервы, а затем резким движением вернула ему пачку. Он хмыкнул и протянул ей зажигалку.
— Прикурите лучше сами, — сказал он холодно. — Очевидно, вы никак не можете избавиться от чувства смятения в моем присутствии. — Он усмехнулся. — Повторяю вам еще раз — вы слишком юны и годитесь мне лишь в дочери.
Эмма неуклюже щелкнула зажигалкой, едва не уронив ее в воду, и Чезаре тяжело вздохнул, наблюдая за ней.
— Дайте мне, — сказал он раздраженно, и, взяв зажигалку из ее рук, легко щелкнул кремнием, и поднес огонек к сигарете. Эмме пришлось немного опереться кончиками своих пальцев на его прохладную и крепкую руку. От этого прикосновения она вздрогнула и, подняв глаза, неожиданно наткнулась на его напряженный пристальный взгляд. Затем длинные ресницы прикрыли его глаза, он прикурил свою сигарету и опустил зажигалку в карман темно-синих брюк. Его рубашка тоже была темно-синяя, и эти темные тона одежды вполне соответствовали мрачному выражению его лица.
