– Нам постоянно не хватает технического
персонала, – пояснил он, – санитарки оформляются в одно отделение,
потом работают в трех, четырех, как договорятся. Их официально берут туда, где
есть свободное место, а фактически они работают там, куда позовут. Эта Зинаида
Семеновна могла числиться у нас, а полы мыла, допустим, в урологии.
– Санитарки свободно перемещаются по всем
корпусам?
– У нас же не тюрьма! – возмутился
Мясоедов. – Мы ограничиваем только посетителей, для них есть определенные
часы, а персонал абсолютно свободен!
– Белый халат купить нетрудно, –
покачал я головой, – его любой приобретет, наденет и начнет разгуливать по
клинике.
Мясоедов выдвинул ящик стола, достал оттуда
беджик с прищепкой и сказал:
– У нас система беджей, их выдают в отделе
кадров. Видите – имя, фамилия, отчество, должность и фото. Но, самое главное,
таким пропуском можно открыть двери в отделения и лаборатории. Надо только
приложить его к считывающему устройству. Даже если человек и наденет белый
халат, его остановит секьюрити на центральном входе. Если же каким-то образом
посетитель минует охрану, то в отделение он не войдет. У нас очень строго
следят за мерами безопасности. Посещения разрешены с шестнадцати до
восемнадцати, в остальные часы вход запрещен.
– Значит, сотрудник с беджем может
проникнуть везде?
– Да.
– Днем и ночью?
– Больница никогда не спит, –
отметил Петр Федорович.
– Разрешите? – Лика всунула голову в
кабинет. – Я узнала про Чижову.
– Говори, – обрадовался Мясоедов.
– Была такая, но не у нас, а в гематологии.
Умерла недавно, – отрапортовала Лика.
– Вы, случайно, не узнали адрес родителей
девочки? – поинтересовался я. – Где прописана мать?
Лика ответила.
– Не-а, малышка из детдома.
– Петр Федорович, – влетела в
комнату еще одна девушка в форме медсестры, – Корчагины пришли!
Хирург быстро встал.
– Я вынужден откланяться!
– Скажите, как связаться с Нелей? –
спросил я.
Но Мясоедов, очевидно, не услышав вопроса,
быстро пошел к выходу.
– Петр Федорович, – попытался я
остановить хирурга, – одну секундочку.
– Не могу, голубчик, – на ходу
бросил врач, – поговорите с Ликой, она ответит почти на все ваши вопросы.
– Вам о Неле рассказать? – с
горящими глазами завела Лика. – Она себя не утруждает! Появляется редко,
зато денег гребет! Вон там спецпалаты! Знаете, сколько они в день стоят?
Офигенных бабок! Думаю, немалая их часть прилипает к лапам Самойленковой.
– Петр Федорович говорил, что она
помогает детям из приюта. – Я решил еще сильнее разозлить Лику.
Девушка оглянулась, схватила меня за рукав и
потащила по коридору.
– Ох уж этот детдом, – с чувством
воскликнула она, когда мы очутились на лестнице, – не так часто ребята из
него сюда попадают. Вы можете написать правду?
– Постараюсь, – кивнул я, – а
что?
Лика села на подоконник.
– Неля очень хитрая. Петра Федоровича
даже младенец вокруг пальца обведет! Мясоедов Самойленкову идеальной считает.
Ну да, она сюда платных больных заманивает, процент с каждого имеет. Да еще
сиротам помогает.
– Очень благородно, наверное, Неля любит
детей!
– Как собака палку, – вспылила
Лика, – она ими торгует.
– Воспитанниками интерната? –
поразился я. – Кто же их покупает?
– Люди, – загадочно закатила глаза
медсестра. – Знаете, как трудно здорового ребеночка найти! Я давно за
Нелей слежу! Между прочим, я пашу тут уже десять лет, когда пришла,
Самойленкова вовсю в отделении работала, платные палаты здесь с незапамятных
времен, еще когда их открывать было нельзя.
– Я думал, вам двадцать лет, –
абсолютно искренне сказал я.
– Спасибо за комплимент, –
усмехнулась Лика, – в прошлом месяце мне четверть века стукнуло.
– И откуда десятилетний стаж?
– Я пришла к Мясоедову на практику из
медучилища, сначала по вечерам техничкой подрабатывала, потом меня средним
персоналом оформили. Да только речь не обо мне. Я поняла, как Неля действует!
Смотрите. Она привозит ребенка из детдома, как правило, здорового. Физически он
вполне нормальный, видно, их там хорошо кормят, да и одевают неплохо. Но
психически – беда. Все в истерике! Совсем маленькие – спят. Думаю, она их
снотворным накачивает, те, что постарше, угрюмые, или плачут, или тупо молчат.
В палаты к ним ходят только два врача, есть у нас дико противные бабы. И что
интересно – никаких медсестер. Доктора сами уколы ставят.
– Странно, – согласился я.
– Ну прям ваще, – закивала
Лика, – за фигом таких детей в хирургии держать? Их надо в другое место
класть. Но не это самое интересное! Через два-три дня к сироткам приемные
родители приходят. Во! Поняли?
– Не совсем.
– Ну нельзя же быть таким тупым! –
возмутилась Лика. – На здоровых сирот очередь стоит! Вокруг много
бесплодных пар, но никто не желает с инвалидами возиться, ждут нормального
ребенка, без дефектов, а такого можно годами искать. Ну кто в приют попадает?
Какая у малышей генетика? Алкоголики, наркоманы, проститутки – разве от них
хороший ребеночек родится? Вот Нелька и прочуяла малину! Никакая она не
благодетельница. Служит и у нас, и в приюте. И если в интернат нормальный кто
попадает, живо его сюда привозит. Устроит на койке, в истории болезни ужасов
понапишет и звонит клиенту, небось говорит: «Есть здоровый ребенок. Платите и
забирайте!» Крутой бизнес!
– В ваших рассуждениях отсутствует
логика, – отметил я. – Зачем здоровых детей привозить в клинику?
Намного проще отдать их приемным родителям прямо в Центре.
Лика спрыгнула с подоконника.
– Ну вы даете! А очередь из усыновителей?
Люди ж следят! Узнают, что здоровый ребенок в обход их кому-то достался, такой
кипеж поднимут. Не, она ловко все придумала. Малыш в клинике, в его карте жуть
черная, а по сути он здоров. Деньги на бочку – и гуляйте с сынишкой, никто не
возникнет, потому что на инвалида желающих нет. Напишите правду, но только меня
не упоминайте!
– Как можно связаться с Самойленковой?
Лика наморщила лоб.
