– Хорошо, – покорно согласился
Кирилл, – но у меня точно этих номеров нет. Впервые слышу о Крын и о
Подушкине.
– Я веду речь о сотовом вашей жены.
– Он разбился во время несчастного
случая, – еле слышно вымолвил Кирилл, – ничем не могу вам помочь.
Извините, я учитель математики, у меня сейчас ребенок занимается, перезвоните
через два часа. Хотя зачем? Зина никогда ничего не рассказывала о своей работе.
– Ясно, – вздохнул я.
Отчего я сразу поверил Кириллу? Была у меня
когда-то интимная связь с Олей Карабановой. Ее муж Федор был математиком,
умнейшим человеком, он заслужил все возможные научные звания, являлся
профессором доброго десятка иностранных университетов, обладателем самых
престижных премий. Написанные Федором книги составляли целую библиотеку. Но в
быту ученый был неадекватен, иногда он называл жену Машенькой и абсолютно не
интересовался тем, что происходит дома. Часто к нему в гости приходили
приятели, такие же безумные «Эйнштейны», и аспиранты, которые могли целый день
решать задачи, напрочь забыв о еде и питье. Очевидно, Кирилл птенец из той же
стаи.
– Простите, вы хотели устроить ребенка в
больницу имени Рычагова? – внезапно оживился собеседник.
Я мысленно усмехнулся: значит, я не ошибся в
своих предположениях относительно учителя. Ведь только что я соврал ему о своем
устройстве на работу к Брин, и вот вам вопрос про клинику.
– Зиночка уже не сумеет помочь, – не
дожидаясь моего ответа, сказал Кирилл, – но, думаю, вам окажет содействие
Петр Мясоедов.
Фамилия отчего-то показалась мне знакомой, от
кого-то я ее слышал, причем совсем недавно!
– Обратитесь к профессору, – вещал
Кирилл, – он сердобольный человек, никому не отказывает. Зиночка называла
его святым с золотыми руками. Хотя, конечно, он не бог, всех спасти не
способен.
И тут моя память проснулась. Петр Мясоедов!
Его имя упоминалось в газетной заметке, посвященной убийству Александра Сухова.
Это он оперировал родную дочь Алины Брин.
Глава 26
Больница имени Рычагова оказалась не
новомодным заведением, скорей всего, конгломерат одинаковых, желто-серых
корпусов был возведен в начале 60-х годов прошлого века. Тогда в Москве земля
не ценилась на вес золота, и клиники для детей окружали роскошным парком. В
принципе, это правильно, маленьким пациентам требуется много места для
прогулок, свежий воздух сродни лекарству.
Дойдя до хирургического корпуса, я сделал
несколько быстрых дыхательных упражнений. Предстояла тяжелая беседа, надо быть
на высоте. Многие нити тянутся к этой клинике. Ну-ка, вспомним! Раненую дочь
Алины Брин привезли именно сюда, и здесь девочка скончалась. Пресс-секретарем
клиники работала Зинаида Семеновна, которая отправила певичку в детдом. А
Эвелина, директор Центра «Мария», в разговоре со мной утверждала, что никакой
Нины Чижовой в их учреждении не было, да и сотрудниц по имени Аня тоже. Но
бдительная Софья Борисовна слышала чужой разговор, Эвелина сказала: «Чижова
умерла в больнице имени Рычагова, тело кремировали».
Обратите внимание, снова то же медицинское
учреждение!
Я потянул на себя тяжелую дверь и столкнулся с
парнем в черной форме.
– Бахилки платные, – сказал
он, – в уличной обуви не пускаем.
Я безропотно приобрел пару голубых «калош»,
натянул их поверх штиблет, выпрямился и увидел на столе, возле которого
громоздился охранник, газету. Через всю первую полосу шел жирный заголовок
«Алина Брин – реанимация музыкального трупа. Группа «Зонг» собрала все
аплодисменты. Кто стоит за успехом аутсайдеров?»
– Это вы читаете? – спросил я.
– И че? – с вызовом поинтересовался
охранник. – Нам не запрещено.
– Я не хотел вас обидеть! Разрешите
глянуть на статейку? – попросил я, не отрывая глаз от фото, которое
помещалось чуть ниже аршинных букв.
– Купи свою и зырь, – мужик не пошел
на контакт, – я за «Треп» деньги платил, бесплатно не дали!
– Это вы из газеты? – спросил
женский голос. – Петр Федорович попросил меня встретить журналиста.
С трудом оторвавшись от бульварного листка, я
повернулся к худенькой медсестре в безукоризненно белом халате.
– Лика, – представилась она. –
Я не ошиблась? Вы корреспондент?
– Остается поражаться вашей
проницательности, – ответил я, – вокруг столько людей, но вы
безошибочно выбрали меня!
Лика засмеялась:
– Посетители в основном женщины, папочки
редко к деткам приходят. И потом, у родителей пакеты с вещами и едой, а у вас
пустые руки. Кто же в клинику так идет? Даже посторонний человек больному хоть
банан принесет. Пойдемте, у нас тут легко запутаться! А вы будете про Петра
Федоровича писать? Ой, он гений, просто бог, замечательный, добрее не бывает,
самый лучший, просто потрясающий!
Продолжая нахваливать профессора, Лика
уверенно шагала по бесконечным коридорам, мы то спускались на этаж, то
поднимались вверх, без сопровождающего я бы точно запутался. В больнице
неприятно пахло лекарствами, дезинфекцией и чем-то кислым, у меня внезапно
заболела голова, да еще Лика не закрывала рта.
– Петр Федорович детей с того света
вытаскивает! И никогда различий между ними не делает! Вот вчера побродяжку с
вокзала притащили! Ужас! Кому он нужен! А профессор около мальчика четыре часа
провел! Про еду забыл! Он такой ответственный, про себя не помнит! Не поест
вовремя, чаю не попьет!
– Видно, вы его любите, – пытаясь
справиться с мигренью, сказал я.
– Очень! – с жаром воскликнула Лика,
потом добавила: – Только глупости не подумайте! Петра Федоровича весь персонал
обожает, он уже старый, тут ничего личного, понимаете?
– Да, – стараясь не дышать, ответил
я. – И Зинаида его тоже любила?
– Кто? – чуть сбавила шаг Лика.
– Пресс-секретарь больницы, –
пояснил я. – Это она меня в клинику зазвала, к сожалению, женщина недавно
погибла.
– Вы о ком? – поразилась медсестра.
– О Зинаиде Семеновне, – терпеливо
повторил я, – вашей сотруднице, она представляла журналистам больницу.
Увы, не так давно пресс-секретарь попала под машину.
– Первый раз о ней слышу, – затрясла
головой Лика. – Хотя у нас хирургия, может, эта ваша Зинаида в
административном корпусе сидела? Знаете, тут много нахлебников, ни фига не
делают, а зарплату получают!
– В больнице есть лентяи?
