– Я люблю тебя, люблю-ю, к звездам тихо
заберу-у, улетим мы навсегда-а, только зачем ты меня кинула-а, – летело
над сценой.
Медведь сделал стойку на передних лапах, а
юноши из «Зонга» с громкими воплями ринулись прочь со сцены. От ужаса они
перепутали кулисы, бросились в правую, но там уже готовилась к выходу ничего не
знавшая певица в обтягивающем комбинезоне, ее музыканты оттолкнули «звезд»,
началась драка.
– Дай мне любить тебя всегда-а, –
стонала «фанера», – уйдут навек от нас года-а, и вот…
Музыка, всхлипнув, оборвалась. «Зонг»,
которому не удалось в честной битве победить других исполнителей, на
четвереньках полз через сцену. Тихон затеял кланяться, делал он это мастерски,
бился мордой об пол и приседал.
– Мне плохо! – прошептал Марик,
серея.
Я подхватил продюсера, посадил его на стоящий
рядом ящик и сказал:
– Спокойно! Успех у «Зонга»
оглушительный! Не переживай, слышишь, чего кричат?
Марик замотал головой.
– Нет, – в изнеможении прошептал он.
Послышалось тихое сопение, певцы на
четвереньках наконец добрались до служебного помещения.
– Ребята, что это было? – выдохнул
брюнет.
– Не знаю, – икнул блондин.
– Медведь, – прозаикался
шатен, – я чуть не обосрался! Он живой! А где Леха?
– Его Топтыгин съел, – вдруг заявил
Марик, – ам – и нету. С вами тоже так случится, если звезду жечь
продолжите.
– Он гонит? – с надеждой
поинтересовался брюнет.
И тут началось!
В пространство предсценья влетела куча народу
с камерами и диктофонами на изготовку. Журналисты обступили Марика и, пытаясь
перекричать друг друга, стали задавать вопросы:
– Вы издевались над шоу-бизом?
– Это специальный подарок для газеты
«Треп»?
– Солисты долго привыкали к медведю?
– Кто его дрессировал?
Я попытался выбраться из толпы, надо поймать
Тихона! Но как? Со мной он не пойдет, да я и не испытываю ни малейшего желания
тесно общаться с исконно русским животным.
– Мерзавец, – прозвучало у меня за
спиной, потом кто-то с силой ущипнул меня за бок.
– Ой! – взвизгнул я. – Больно!
Здравствуйте, Алина, рад встрече!
– Сукин сын! – не успокаивалась
актриса, теперь она тыкала в меня острым кулаком. – Мы договорились на сто
евро! И что? Со мной кретинские акробаты выжучивались! А для «Зонга» ты медведя
припас, урод!
– Простите, Алина. – Я попытался
успокоить обозленную Брин. – Я не узнал вас! Сегодня вы кажетесь моложе
своей дочери! Вам безумно идет розовый цвет.
– Идиот! – Брин пнула меня острым
каблуком. – Засунь свои комплименты поглубже в задницу! Мы договаривались
на мой пиар! Почему медведь достался «Зонгу», а? Отвечай! Это у меня должны
сейчас брать интервью, а не у воющих идиотов! Чья была идея позвать этих из
цирка, а? Ты вообще кто такой! Говори!
– Иван Павлович Подушкин, секретарь
общества «Милосердие», – машинально представился я и прикусил язык.
Ну и дурака я свалял. Слабым оправданием мне
служит лишь то, что я совершенно не переношу крик, в особенности женский. Если
дама начинает с воплями наскакивать на меня, то я практически лишаюсь ума.
Сейчас Алина Брин решит, что продюсер Морелли издевается над ней, и устроит
фейерверк, надо спешно исправить положение. Я разинул рот и хотел сказать:
«Надеюсь, вы правильно меня поняли? Морелли ждет на своей вечеринке Иван
Павлович Подушкин. Мы очень торопимся», но не успел.
Глава 23
Лицо Брин стало землистым, сохранить
нежно-розовый оттенок кожи не помог даже мощный слой тонального крема и румян.
Глаза Алины изменили цвет, губы посерели. Дрожащими руками она расстегнула
сумочку, вытащила портмоне и сунула его мне.
– Держи!
– Зачем мне ваш кошелек? – изумился
я.
– Понятно, – еле слышно пробормотала
Брин, – хорошо, вот, минуту… Кольцо! Хочешь? Поверь, оно очень дорогое,
это подарок мужа, он знает толк в украшениях. Сейчас сниму, черт, застряло!
Надо в туалет зайти, с мылом живо соскочит.
Я уставился на явно помешавшуюся Алину. Что
случилось? Дама больна? Она подвержена психическим припадкам? Сначала злится,
орет, потом в секунду меняется в лице и хочет подарить мне шикарный перстень.
Может, у Брин маниакально-депрессивный психоз и на моих глазах одна стадия
болезни сменила другую?
– Как вы меня нашли? – шептала
Алина, продолжая вертеть кольцо на пальце. – Мы договоримся, умоляю,
прошу, никому ни слова!
– Успокойтесь, – я попытался
привести певицу в чувство, – если вы так расстроились из-за медведя, то,
право, не стоит. Тихон попал на сцену случайно.
Брин подняла голову и замерла. Я, обрадованный
тем, что она начала приходить в себя, продолжил:
– Дрессировщик Константин напился и
упустил животное. Тихон выступает в цирке, у него сработал рефлекс: раз его
привели за кулисы, надо топать на сцену, и он пошел искать подмостки. Действо
заранее не задумывалось, все произошло стихийно. Понимаете?
Алина кивнула, я воспрянул духом и решил
закрепить успех.
– Вы же не одна пришли?
Брин помотала головой.
– Давайте поищем ваших
сопровождающих, – предложил я. – Дочка с вами? Милая девочка!
Красавица! Очень на вас похожа!
Певица вздрогнула и вновь побледнела. Я
сообразил, что сморозил глупость: Мила ведь ее приемная дочь, не следовало
говорить об их сходстве, сейчас у певицы опять начнется истерика. Пришлось
бесцеремонно схватить Алину за руку, ее ладонь на ощупь напоминала дохлую рыбу,
такая была холодная и влажная.
– Дорогая Алиночка, – засюсюкал я,
бросая взгляды по сторонам, – я готов абсолютно бесплатно предоставить вам
акробатов на следующее выступление. Впрочем, хотите Тихона? Мне не жаль, пусть
медведь спляшет, ему, дураку, кривляться в радость!
Алина затряслась, а я окончательно сдрейфил.
Ну и ну, Брин совершенно точно нездорова, где ее администратор,
пресс-секретарь, или как там называется должность Михаила Горчакова? Почему он
не следит за своей невменяемой хозяйкой? Терпение, надо продолжать разговор с
милой улыбкой, следует «уболтать» Брин.
