Уж не знаю, кто взял на себя угощение, а вот с
концертом писаки поступили просто. Разослали всем так называемым «випам»
приглашения. Расчет был банален: певцы приедут и споют даром, исполняемая
мелодия будет их подарком, юмористы прочтут рассказы, актеры выдадут байки,
замечательный концертик получится! А «Треп» потом, в качестве благодарности,
занесет тех, кто не пожалел дорогого времени, в «золотой» список и станет
хвалить их на своих страницах. Ясное дело, паяцам, отказавшимся участвовать в
шабаше, выдадут «черную» метку и начнут мочить, возможностей у крупнотиражной
желтой газеты масса, лучше с ней не ссориться.
Учитывая последнее соображение, звезды,
матерясь сквозь зубы, прикатят на вечеринку. И если члены топ-списка не особо
довольны бесплатным выступлением, то для ушедших в тираж див или тех, кто
только начинает восхождение к вершине Олимпа, подобное мероприятие редкий шанс,
поэтому они клянчат приглашения и, всеми правдами-неправдами получив его,
думают, как удивить борзописцев. Журналисты избалованы и о какой-нибудь
Афродите Пупкиной, спевшей на вечере великий зонг «Твоя навеки, мы летим сквозь
звезды к счастью», могут и не упомянуть на страницах своего издания.
Вот Алина Брин и придумала гениальный ход. Она
увидела выступление цирка Морелли и живо сообразила: в окружении акробатов,
мартышки и медведя она будет смотреться замечательно. Публика, разинув рот,
станет следить за тем, как Энди, Антонио и Мара крутят сальто, а угрюмый мишка
вызовет бурю положительных эмоций. Еще великий Чарли Чаплин говорил: «Поместите
в кадр младенца, который, сидя в ванночке, ловит кусок мыла, или дайте крупным
кадром танцующую на задних лапах собаку, и будьте уверены: фильму обеспечен
головокружительный успех».
Алина может пускать «петуха», публика отобьет
себе в восторге ладони.
А группе Морелли заплатят за выступление сто
евро.
– Маловато будет, – решил я
поторговаться.
– Не жадничай, – оборвал меня
Михаил, – подумай о раскрутке. Вас зовут на тусовку в «Треп».
– Хорошо, – согласился я, – по
рукам, куда ехать?
Ровно в шесть вечера мы высадились около
кинотеатра с названием «Небо»
[17] и
пошлепали к черному, так называемому актерскому входу.
– Эй, стоять! – заорал шкафообразный
секьюрити. – Куда прете?
– На концерт, – ответил я.
– Фамилия?
– Подуш… Задуйветер, – быстро
поправился я.
– Такого в списке нет, вали отсюда!
– Посмотрите на Морелли, – ожил
Энди.
– Не фига! Топайте отсюда.
Акробаты уставились на меня, я растерялся, и
тут из черноты коридора вырулила женщина, одетая в красно-синюю клетчатую юбку,
черную майку и парчовые сапоги на платформе. Я невольно раскрыл рот. Дама
смотрелась как… увы, подобрать эпитет не могу. Очень сильное впечатление
производила картинка на ее майке: два ежа занимаются самовоспроизводством, а
вокруг вышитые розы, щедро украшенные стразами.
– Чего стоим? Кого ждем? – спросила
мадам знакомым голосом.
– Вы распорядитель концерта? –
обрадовался я. – Нас нет в списках. Цирк Морелли прибыл на выступление, а
пройти за кулисы не может!
– Вовка, привет! – Баба помахала мне
рукой. – Алина уже тут. Опаздываете! Эй, там, на воротах, пропустите!
Прибыла подтанцовка великой певицы Брин. Чего глаза вылупили? Я ее
пресс-секретарь Михаил Горчаков.
Моя челюсть уехала вправо. Возможно ли, чтобы
женщину звали Михаил Горчаков? Впрочем, существует имя Мишель, у «Битлз»,
кстати, есть песня «Мишел, май белл…». Но тогда она Горчакова! Но почему он-она
в юбке и высоких матерчатых сапогах до колен? Бриллиантовые серьги в ушах меня
не смущают, нынче драгоценности в мочках смело носят представители обоих полов,
но обувь?!
– Да хоть ты у дьявола служи, без
пропуска не пущу, – рявкнул секьюрити, – их нет здеся! Не напечатана
фамилия.
– Дай сюда бумагу, – взвизгнул
Михаил, – идиот! Вот же написано: Горелли! Ослеп?
– Они сказали «Морелли», –
справедливо уперся охранник.
– Перепутали, – топнул ногой
Михаил, – немедленно впускай! Где беджик? Шевелись!
Парень в черной форме вытащил из картонной
коробки кучу карточек, вверху каждой имелось отверстие, через которое были
продернуты тесемки.
– Нажрутся, нанюхаются и не помнят, как
их зовут, – с презрением заметил охранник.
– Ну, нате!
Мара, Антонио, Энди, Жозефина, Мими и я без
проблем миновали контроль, сложности возникли с Тихоном.
– Этта кто? – с легким удивлением
осведомился охранник, разглядывая апатичного косолапого.
– Медведь, – ответил дрессировщик
Костя.
– Не пущу!
– С какой стати? – занервничал
Михаил. – Он часть программы!
– На него беджа нет, – отрезал
секьюрити.
Я покосился на Мими, хорошо, что макака, как
все особи женского пола, обожает наряжаться, сейчас на ней миленькое красное
платье в белый горошек и черная шляпка, вот служба безопасности и пропустила
человекообразное без проблем, небось приняла ее за вокалистку. Правда, Мими без
обуви, но эта деталь не смутила охранника. А вот Тихон явился во всей своей медвежьей
красе и теперь останется за воротами.
– Пусть уходит, – велел парень у
двери.
– У вас полно беджей, – указал я на
коробку, – дайте один Тихону.
– Который? – скривился
охранник. – Артист? Так он не человек. «Организатор»? Или, может, ему
подойдет «Пресса»? На медведей пропусков нету!
– А ну посторонись! – заорали с
улицы.
Дверь распахнулась, пахнуло крепким ароматом
дорогого парфюма, в узкое пространство перед охранником втиснулось огромное
количество народу. Впереди вышагивал молодой мужчина с длинными, почти белыми
волосами. Одет он был в ярко-фиолетовый балахон, расшитый пайетками, из
v-образного выреза торчала крепкая шея, на которой болталось штук десять
цепочек с медальонами, подвесками и амулетами.
– Привет, – любезно сказал он
охранникам.
Секьюрити ахнули.
– Здрассти!
Мужчина в шлафроке абсолютно беспрепятственно,
не взяв беджа, прошел в глубь кинотеатра. За ним понеслась толпа с чемоданами,
портпледами, корзинками и пакетами.
