– Варваре нужны средства на лечение. Но
вы ведь оказываете регулярную помощь только в редких случаях, не хотите
превращать фонд в дойную корову. Человек должен сам решать свои проблемы, иначе
он станет захребетником. Чижова получила деньги на роды, теперь ей
потребовались средства на врача, следующий этап – оплата детского сада, школы.
Вы же терпеть не можете подобные ситуации!
– У Нины серьезная болезнь! –
перебила меня Нора.
– Бедняжка, – покачал я
головой, – хотите, чтобы я связался с хорошим педиатром?
– Нет, Ваня, – тихо сказала
Элеонора, – я желаю услышать от тебя правду.
– Какую? – изумился я.
– Про Варвару Чижову, – начала
злиться хозяйка.
Я встал.
– Разрешите поднять архив?
– Зачем?
– Не помню дело Чижовой, сейчас я принесу
ее папку.
– Не надо!
– Но почему?
– Иван Павлович! Мне нужна правда про
Варвару Чижову, – с упорством, достойным лучшего применения, настаивала
Нора.
– Мне необходимо взять папку, – тупо
повторил я.
– Ну хватит! – Элеонора стукнула
кулаком по столу. – Давай, Ваня, колись!
– Простите, не понимаю, – растерянно
сказал я.
Хозяйка откинулась на спинку кресла, закурила
вонючую папиросу и, нехорошо усмехаясь, сказала:
– Вчера в районе полуночи мне позвонила
Варвара Чижова и рассказала такую историю. Около двух лет назад у нее случился
роман с Иваном Павловичем Подушкиным. Кстати, сейчас Варе шестнадцать лет,
значит, отношения с тобой она завела в четырнадцать. Ваня, ты давно читал
Уголовный кодекс?
– Бред! – возмутился я. – Нора,
вы знаете меня не первый год и великолепно понимаете, что я скорей прыгну в
огонь, чем стану растлителем малолетних! Мы никогда не беседовали с вами на
интимные темы, но сейчас я считаю своим долгом пояснить: я завожу отношения
только со взрослыми женщинами, исключительно замужними. Меня привлекает лишь…
э…
– Секс! – рубанула Нора. –
Вполне понятная позиция мужика, который не желает содержать семью.
– Верно, – кивнул я, – от связи
с замужней женщиной не ждешь неприятностей. Взрослые люди доставляют друг другу
удовольствие и спокойно расходятся. Надеюсь, я не очень упал в ваших глазах, но
это моя принципиальная позиция. Если встречу ту самую, единственную, то,
очевидно, изменю свой взгляд на брак, но пока этого не произошло. И еще, я
никогда не был любителем зеленых персиков. Простите, Элеонора, но женщины
умнеют лишь к тридцати годам, а мне не по нутру общение с идиотками.
Нора прищурилась.
– Может, оно и так, – запальчиво
заявила она, – но с вами, мужиками, дело обстоит намного хуже. До
пятидесяти лет вы напоминаете младенцев, о вас трепетно заботятся сначала мамы,
потом жены, а после полувекового юбилея вы плавно въезжаете в старческий
маразм. Пусть бабы умнеют на пороге четвертого десятка, зато мы до ста лет
вполне действенны, активны и разумны.
– Вернемся лучше к Чижовой, –
деликатно предложил я.
– Так ты признаешься? – подпрыгнула
Нора.
– В чем? – испугался я.
– Варвара сообщила тебе о своей
беременности, – рубанула Элеонора, – она сирота, живет с полоумным
дедушкой, у которого есть лишь одно желание: хорошо поесть. От него помощи не
дождешься. Варя честно рассказала мне обо всем. Половой контакт с тобой был у
нее всего пару раз, потом ты бросил малолетку, правда, сделал ей щедрый
подарок.
Чем дольше говорила Нора, тем сильнее я
терялся. Происходящее напоминало пьесу абсурда. Глупая Варя не сразу поняла,
отчего в ее организме стали происходить изменения. Сначала у нимфетки появился
зверский аппетит, а когда вырос живот, дурочка сочла сей факт результатом
обжорства. Только на седьмом месяце Чижова сообразила: дело нечисто, сбегала к
врачу и была ошарашена новостью: ей скоро рожать.
Дедушка отнесся к этому пофигистски.
– Ребенок? – переспросил он. –
Я не против, но денег не дам, пенсии едва на еду хватает.
И тогда Варя позвонила любовнику. Иван
Павлович не испытал ни малейшей радости, но все же нехотя заявил:
– Хорошо, я выделю сумму на детское
приданое и оплачу твое пребывание в клинике, но ответственности за малыша брать
на себя не хочу. Впредь прошу меня не беспокоить.
Варвара произвела на свет Ниночку и начала
воспитывать ее, как умела. Чижова не собиралась более обременять Подушкина, но
пару месяцев назад крошка заболела.
Элеонора замолчала и потянулась за новой
папиросой.
– Глупее ничего не слышал, –
воспользовался я паузой, – эта Варвара настоящий барон Мюнхгаузен! Кстати!
– Что? – устало спросила Нора.
– Два часа назад мне звонила женщина,
кричала что-то о ребенке, но я не стал ее слушать!
– Почему? – насторожилась Элеонора.
– Решил, что девица ошиблась номером или
она телефонная хулиганка, – пожал я плечами.
И тут из коридора послышался мелодичный звук.
– Ну вот, – вздохнула
Элеонора, – это Варвара Чижова. Она обещала приехать и показать тебе
Ниночку. Ты готов к разговору?
– Восхитительная наглость, –
усмехнулся я, – с другой стороны, я рад, вы сейчас сами поймете, что это
все чушь собачья.
– К вам пришли, – всунулась в
кабинет домработница Ленка, – девчонка какая-то с лялькой. Во дела! Самой
еще в куклы играть, а она уже мать!
– Зови, – приказала Элеонора и
покосилась на меня.
Я закинул ногу на ногу, у меня нет никакой
причины для беспокойства, даже интересно посмотреть на «любовницу».
Девочка, вошедшая в кабинет, выглядела, на мой
взгляд, ужасно. Щуплое тело недокормленного ребенка обтягивало слишком короткое
ярко-красное платье, щедро усыпанное стразами. Огромное декольте подчеркивало
полное отсутствие груди, на тощей шейке болтались пластмассовые бусы
ядовито-зеленого цвета, такой же браслет обвивал запястье. Негустые, явно
крашеные ярко-рыжие волосы были причесаны в стиле «пожар на макаронной
фабрике», к тому же она явно переборщила и с макияжем. Губы у гостьи были
интенсивно бордовые, щеки приторно-розовые, ресницы напоминали колья забора,
намазанные гуталином, и от очаровательного создания исходил аромат
псевдофранцузских духов, такой едкий, что мы с Норой одновременно чихнули.
