— Спрячьте их получше и бойтесь разбить
хоть одну из кошек, в особенности тех, что легче по весу.
— Почему? — поинтересовался Блюм.
— Внутри держится беда, — пояснил
маг, — вылетит наружу, не поймаете.
Хотите — верьте, хотите — нет, но с той поры в
семье Блюм воцарилось относительное благополучие. Правда, кое-кому из членов
фамилии не везло в браке, но ведь подобный казус повсеместно случается с людьми
и без привлечения бесовских сил.
Роза примолкла.
— Ну и чушь, мамочка! — воскликнула
воспитанная советской школой Теодора. — Лишь очень темные люди могут
верить таким сказкам!
Роза тяжело вздохнула.
— Твоему папе и его брату Генриху историю
рассказывала бабушка. Она говорила как-то странно… Сначала заметила, что
фигурки давно утеряны. Но когда Генрих поинтересовался: «Зачем ты нам о них
сообщила?» — замялась и пробормотала: «Их надо хранить как зеницу ока, иначе
всем плохо будет». Теперь-то понятно, что дьявольские кошки лежали у бабушки.
Уж как они пережили все войны и революции, уму непостижимо, только надо
смотреть фактам в лицо: перед смертью бабушка вручила кошек старшему внуку
Генриху, сделала, так сказать, его жрецом, стерегушим темные силы. Генрих
оказался достойным, он молча исполнял свой долг перед семьей, но, когда ты
отбила у Моники Валерия, разъярился и подарил нам горе. Ой, что теперь будет!
— Ничего! — сердито парировала
Теодора. — Давай спать. Завтра переколочу остальных кошек и черепки
вышвырну.
Не успела запальчивая фраза вылететь изо рта
девушки, как Роза бросилась перед дочерью на колени.
— Умоляю, если со мной что-нибудь
случится, береги оставшиеся фигурки и детям накажи их спрятать.
Тео попыталась успокоить маму, но та словно
сошла с ума, пришлось дочке поклясться стеречь оставшихся трех кошек.
Через пару недель после тягостного
происшествия Роза упала, сломала шейку бедра и быстро умерла.
— Скоро и меня смерть приберет, —
безнадежно произнес папа, стоя у могилы любимой жены. — Беда выпущена из
конюшни.
— Не смей так говорить! — взвилась
Тео.
— Несчастье на воле, — кротко
ответил папа.
Никогда ранее не болевший Вольф умер спустя
полгода во сне — с ним случился инфаркт. Теодора, перепугавшись не на шутку,
завернула мерзких кошек в старые полотенца и убрала с глаз долой. Но жизнь
Блюмов не стала счастливее. Не успела земля на могиле Вольфа просесть, как
Валерия арестовали — молодой муж Теодоры попался на воровстве.
Вот когда Тео хлебнула лиха. В советские годы
быть женой уголовника считалось позорным, ни о каком устройстве на приличную
работу речи не шло. Теодора нанялась сначала на почту, потом нянечкой в ясли.
Ей хотелось быть при крохотном сыне, и она кочевала с Павликом по детским
учреждениям.
Иногда, плача по ночам от безысходности,
Теодора Блюм думала: «Может, семейная легенда правда? Из разбитой фигурки
вылетело зло и поселилось в моем доме? Или я расплачиваюсь за то, что увела
жениха у двоюродной сестры?»
Кстати говоря, Моника жила прекрасно. В
отличие от Тео, которая, выбирая между образованием и замужеством, решила стать
семейной дамой, Моника закончила институт, получила диплом, устроилась на
работу в престижный НИИ, а потом вышла замуж за директора и теперь раскатывала
на черной «Волге», абсолютно ни в чем по жизни не нуждалась. С Теодорой она
никаких отношений не поддерживала. Просто вычеркнула некогда любимую двоюродную
сестру из своей жизни и руку помощи ей не протягивала.
Несколько раз Теодора была готова вышвырнуть
мерзких кошаков вон, ей на самом деле стало казаться: фигурки приносят беду. И
в конце концов настал день, когда Тео, осторожно оглядываясь, сунула пакет,
завернутый в газету, в мусорный бачок. Спустя час в дверь позвонили. Блюм
распахнула створку — на лестничной клетке стоял мужчина в спецовке.
— Извиняйте, конечно… — кашлянул
он. — Начал из бачков грязь вытряхивать, глядь, сверток, весь такой
аккуратный, бечевкой перевязанный. Вот, решил вернуть, может, случайно
вышвырнули…
Тео машинально взяла сверток.
— Как вы поняли, кто его хозяйка? —
спросила она.
— А вот тут на полях написано, —
словоохотливо пояснил честный дворник, — видите? Улица наша, и номер дома
стоит, квартиры. Небось по подписке газетку получаете. Повезло вам, что в нее
завернули.
Оставшись одна, Теодора спрятала кошек на
антресоли. Ох, не зря покойная матушка предупреждала: нельзя просто так
избавиться от напасти, она вернется. Подарить кому-то постороннему или продать
статуэтки не получится, их можно лишь безвозмездно передать членам своей семьи.
Причем только призвав на голову близкого родственника несчастье, можно избавить
себя от проклятия. И что было делать Тео? Кому всучить кошек?
Глава 28
— И вы поверили в такую чушь? — не
выдержала я.
Блюм развела руками.
— Я же сказала: возмутилась, не верила,
вот как вы сейчас. Но потом жизнь заставила призадуматься: сначала смерть
родителей, затем Валерий попал в тюрьму…
— Вы просто выбрали не того человека в
супруги. Колдовство тут совершенно ни при чем! Впрочем, многие по молодости
делают глупости, но потом берутся за ум и начинают жить заново.
Блюм горько вздохнула.
— Нет, у нас по-иному получилось. Валерий
Павлович, отсидев тот срок, более не привлекался, но продолжал заниматься
неблаговидными вещами. Мы отдалились друг от друга, жили соседями. Я ничего не
требовала, впрочем, Валерий Павлович иногда проявлял заботу… Но это совсем
неинтересно. В общем, о семейной своей жизни не могу ничего хорошего сказать.
Павлик вырос, и стало ясно: он вылитый отец, полная копия, и внешне, и
внутренне. Неутешительный итог. Вот у Моники жизнь сложилась иначе: она родила
троих, все честные люди, обожают мать. А я после смерти Валерия Павловича
осталась одна, и, если бы не святая Майечка, умереть бы старухе Блюм с голода.
А так — живу в свое удовольствие. И знаете что…
— Нет, — быстро ответила я.
— Стоило фигуркам пропасть, как мне
улыбнулось счастье.
— Куда же они подевались?
Теодора Вольфовна прижала пальцы к щекам.
— Ладно, если уж начала рассказывать,
следует договаривать. Их Павлик украл. Да, можно сказать так.
— Ваш сын?
— Ну да!
— Но с какой целью?
Блюм нахмурилась.
