— Не, это я так про Тольку. Напьется и
пойдет куролесить, орет: «Я в доме хозяин! Всем цыц!» Смотрю на него, и смех
разбирает. Козел, а не хозяин. И чего с ним живу, а? Пришла бы сегодня домой, в
квартирке тихо, спокойно, чисто. Села бы, усталая, у телика, чайку попила. Мне
твой сериал нравится, там Ленинид такой зверь! У-у! А что получилось? Дверь
распахнула… Мама родная! Все вещи разбросаны, сам хозяин пьяный совсем. И ведь,
что удивительно, водкой не несет от него. Я все предусмотрела: дома пузырей
нет, в кармане у Тольки пустыня…
— Наверное, деньги на обед в рюмочной
потратил, — вклинилась я в поток жалоб.
— Толька в шаге от квартиры
работает, — бойко пояснила Инна, — охранником его пристроила в
магазин, где косметикой торгуют. Там одни девки, никакой выпивки, он домой на
обед приходит. И лежит сейчас веселый. Вилка, ты его растряси, а? Мне знать
надо, где он водяру нашел.
— Приятели угостили.
— У него их нет.
— Собутыльники бывшие пожалели, стакан
налили.
— Ой, не смеши! Они ж за каплю удавятся!
Да и негде им столкнуться. Может, где дома припрятал? Откуда взял деньги? Нет,
я просто с ума сойду…
Мне стало смешно — вспомнился один случай.
Несколько лет назад, когда мы с Олегом еще не
были женаты, Куприн ждал меня во дворе. Дело было зимой, мой милиционер замерз,
решил войти в подъезд и, встав у окна, высматривать опаздывающую любимую. Это
сейчас Олег черствый и невнимательный, букет цветов он дарит супруге лишь на
Восьмое марта, да и то не всегда, чаще всего норовит сделать полезный презент:
приносит кастрюлю или сковородку. Хозяйственный — тюльпаны-то завянут, а
чугунина останется навечно. Но в момент жениховства Олег вел себя безупречно —
в гости без хорошей бутылочки, конфет и каких-нибудь вкусностей не являлся.
Вот и в тот день у него имелся коньячок вкупе
с шоколадным «Ассорти», лимонами и «Эдамом». Пусть никого не удивляет напиток —
мы с Томочкой не любим ни игристое, ни прочие вина. У меня от любого алкоголя,
кроме того, что придумали в известной французской провинции, моментально
начинается изжога, а Томуську от «дамских» градусов схватывает мигрень. Но речь
сейчас не о наших пристрастиях. В общем, Олег маячил у окна довольно долго,
потом увидел меня, открыл форточку и крикнул:
— Стою в подъезде!
Я вздрогнула от неожиданности, поскользнулась
и тут же шлепнулась. Куприн, естественно, ринулся к невесте на помощь. Случись
подобный казус сегодня, Олег бы не пошевелился, спокойно подождал жену у лифта,
а потом начал бы ворчать: «Вечно под ноги не смотришь».
Но в качестве жениха Куприн, повторяю, был
безупречен, поэтому кинулся поднимать возлюбленную. Впрочем, дело уже катило к
свадьбе, заявление лежало в ЗАГСе. Олег не потерял головы — он решил не брать с
собой сумку с продуктами. Но ведь оставить в подъезде, на подоконнике, выпивку
с закуской невозможно! И мой будущий муж проявил осторожность вкупе с
креативностью: мгновенно оценив обстановку, он открыл электрощиток, сунул туда
сумку, а потом помчался к терпящей бедствие невесте.
Когда через четверть часа Куприн почти внес
меня в подъезд, на подоконнике уютно устроилась троица сильно помятых парней.
Между ними стояла пустая бутылка из-под самого дешевого пойла и лежали остатки
колбасы.
— Можешь подождать секундочку? — с
невероятной заботливостью спросил Олег.
Я кивнула. Жених прислонил невесту к стене,
потом приблизился к щитку, распахнул железные дверцы, и на свет явились
коньячок вкупе с закуской.
— Пошли домой, дорогая, — заулыбался
Куприн.
Слов, чтобы описать, какое выражение наползло
на лица алкашей, у меня нет. Сначала «юноши младые со взором горящим»
оцепенели, а потом, издав вопль, которому легко позавидуют воинственно
настроенные индейцы, рванули вверх по лестнице. Подъезд наполнил стук и густой
мат — маргиналы открывали все щитки подряд в поисках припрятанных в них деликатесов.
С тех пор меня никогда не удивляет вопрос,
часто звучащий из женских уст: «Ну, где он мог найти выпивку?»
Да везде! Подфартило парню, влез в ящик с
пожарным краном, а там дастархан… Продолжая причитать, Инна впихнула меня в
свою скромную квартирку. Толик сидел у стола, положив голову на скрещенные
руки.
— Эй, козел, — мило обратилась к
супругу жена, — гость у нас, проснись!
— Че ругаешься? — пробубнил Толя,
пытаясь выпрямиться и удержать явно слишком тяжелую сейчас голову. —
Здорово, Тамарка!
— Я Вилка.
— Один хрен, путаю вас, похожи больно… —
Толя икнул и снова рухнул лбом в столешницу.
— Видела? — подбоченилась
Инна. — Ваще никакой. А теперь понюхай, чем пахнет?
Я потянула носом воздух и констатировала:
— Не водкой.
— Во!
— И не портвейном.
— Точно.
— Что-то душистое. Коньяк?
— Откуда у него средства? —
взвизгнула Инна и бросилась трясти мужа. — Балбес, урод, говори, где ханку
взял? Спер? Имей в виду, посадят, я к тебе не приду, сухарей не принесу,
загибайся в камере! Надоел! Долдон!
— Ясное дело, — вдруг почти трезвым
голосом ответил Толик, — вы, нонешние бабы, не жены декабристов.
Мне снова стало смешно. Недавно услышала по
радио очередную шуточку. «Она поехала за ним в Сибирь и испортила мужу всю
каторгу». Интересно, осужденные за антиправительственное выступление дворяне
были рады увидеть своих супружниц? История отчего-то умалчивает об этом факте.
Во всяком случае, в школьных учебниках, из которых я черпала знания, весьма
подробно описано, как нежные дамы страдали в пути, останавливаясь в простых
трактирах. Лично у школьницы Таракановой тогда возникла масса вопросов:
тетеньки не шли пешком, волоча ядро на ноге, их не били, не унижали, не
оскорбляли. Дамы совершали путь в карете, мучаясь оттого, что вместо медвежьей
полсти их ноги прикрывало ватное одеяло. И потом, они жили в обычных избах,
имея при себе горничную и кухарку. Можно ли считать подобные условия ужасными?
Рядом любимый муж, в печи горит огонь, есть картошка и помощницы, которые
приносят воду, стирают белье и варят суп. Да подавляющее количество русских баб
посчитало бы такую каторгу невероятной удачей! А что опальным дворянкам было
делать в Петербурге? Их бы никто в гости не позвал, замуж не взял — общество
побоялось бы царского гнева. Так что поездка в Сибирь была для них спасением.
Толик опять икнул, по кухне поплыл аромат.
— Духи! — воскликнула я. —
Такие есть у Кристины, название забыла… Он пил парфюм, французский!
