Вышли из порта, уверенно двинулись по узкой улочке,
застроенной ужасно старомодными домами, помнившими еще испанское владычество и
последние осколки «берегового братства». Там и сям во множестве произрастали
пальмы и массивные кактусы, яркие, незнакомые по названиям тропические цветы
красовались повсюду, словно лопухи в Подмосковье, воздух был насыщен
незнакомыми запахами, все здесь не такое, чужое насквозь – но красивое и
экзотическое, чего уж там...
Попадавшиеся навстречу люди смотрели на них, словно на
пустое место, так что в пору было чувствовать себя невидимками. Все дело в
принятой на себя роли. Каждая собака здесь знала, что эти парни на «Ла Тортуге»
заявились сюда, чтобы, руководствуясь неведомо где раздобытой точной картой,
отыскать на дне старинный испанский галеон, груженный золотом. А посему Мазур и
его команда автоматически стали для аборигенов скучнейшей деталью пейзажа, на
которую так же нет смысла обращать внимания, как на траву под ногами или чахлую
пальму на перекрестке...
За последние десятилетия по Карибскому морю и его островам
шныряла прямо-таки неисчислимая рать кладоискателей с точными картами, большей
частью трудолюбиво сфабрикованными беззастенчивыми ловкачами. Справедливости
ради следует уточнить, что иные из них – примерно один на тысячу – и в самом
деле что-то находили, иногда весьма грандиозное в денежном выражении. Но
остальным не везло, и хорошо еще, если они возвращались живыми...
Спору нет, и в море, и на островах наверняка скрывалось еще
множество кладов – испанские золотые галеоны и в самом деле тонули некогда
во множестве, а пираты и впрямь закапывали немаленькую добычу. Другое дело, что
везло одному на тысячу. Но, главное, кладоискатели настолько примелькались, что
не вызывали ни малейших подозрений. Более того, от них заранее ждали, что они
будут беззастенчиво врать обо всем, что касалось их предшествующей
жизни, – а это опять-таки облегчало работу...
А в общем и целом дела пока что шли неплохо – только бы не
сглазить...
Глава 2
Светская жизнь на Карибах
Минут через сорок, после непритязательного и будничного по
здешним меркам ужина (поджарка из дикой свиньи-пекари, вареные крабы и пастила
из кактуса-опунции на десерт), Мазур вышел на улицу, в жаркую темноту. Тиха
карибская ночь. Луна уже стояла высоко, заливая все вокруг холодным голубоватым
сиянием, ярко светилось пригоршней огромных звезд созвездие Плеяд, желтым
кругляшком сверкал Юпитер – и Млечный путь, конечно же, протянулся от горизонта
до горизонта неисчислимым множеством огней. Одним словом, куда не глянь –
дурная экзотика – лохматые кроны пальм на фоне звездного неба, причудливые
силуэты кактусов, женское повизгивание в отдалении, смех и болтовня на чужом
языке, неподалеку брякает банджо; народонаселение, не достигшее еще почтенного
возраста, развлекается, как может.
Уличные фонари в здешнем районе считались непозволительной
роскошью, но луна светила ярко, и Мазур уже прекрасно знал дорогу. Перекатывая
во рту незажженную сигарету, он уверенно направился в сторону «Флибустьерской
гавани» – первый парень на карибской деревне, в парадных джинсах и белой майке
с синей акулой на груди. Голову украшала бейсболка – опять-таки белая,
свидетельствовавшая, что ему ровным счетом нечего сообщить неизвестному
связному. Будь у него какие-то новости, возникни потребность в связи, следовало
согласно инструкции напялить синюю бейсболку и заявиться в ней в «Гавань» – а
там уж к нему подойдет с оговоренным паролем связной, и Аллах ведает, кто это
будет. Вполне может оказаться, кто-то из завсегдатаев «Гавани», примелькавшихся
за неделю. Даже наверняка. И вряд ли это будет европеец. «На острове вас
прикрывают кубинцы», – буднично и веско сказал вице-адмирал. –
У кубинцев в том районе отлично налаженная сеть.
Вот это оказалось приятное известие. Гораздо легче работать,
гораздо увереннее себя чувствуешь, когда знаешь, что тебя прикрывают кубинцы.
За спину можно не беспокоиться. В свое время Мазур работал с кубинцами бок о
бок – в знойной жаркой Африке, и с тех пор крепко уяснил, что на парней Фиделя
можно полагаться в самых трудных делах...
«Флибустьерская гавань» помещалась в длинном низком строении
опять-таки испанской постройки. Власть здесь менялась не раз, но без особенных
сражений, так что Старый Город неплохо сохранился со времен гордых идальго, и
даже долгое британское правление не уничтожило старых традиций – иные до сих
пор измеряли длину не в футах и ярдах, а в брасах
[1]
, именуя
друг друга не «сэр» или «мистер», а «сеньор».
Мазур не спеша шагал к строению с ярко освещенными окнами,
откуда доносился какой-то модный американский шлягер. Собственно, как легко
догадаться, никакого такого Мазура тут не было вовсе.
Был безродный космополит по имени Джонни Марчич – хорват по
происхождению, в жизни не бывавший на земле предков, поскольку его почтенный
родитель в сорок пятом бежал из Югославии по каким-то своим «веским причинам».
На сей счет у Мазура имелся целый ворох тщательно продуманных спецами
недомолвок, из которых любой неглупый собеседник мог сделать вывод, что
Марчич-папаша имел неосторожность активно воевать отнюдь не на той стороне, что
победила в сорок пятом. Ну, а потом беглеца долго и преизрядно мотало по свету,
пока он не осел в Австралии и не родил сыночка, Джонни – каковой, в свою
очередь, немало помотался по шарику, всевозможными способами зарабатывая на
хлеб, – и вот теперь, раздобыв верную карту, искал испанский галеон. Ладно
скроенная была легенда, убедительно мотивировавшая как незнание Мазуром хорватского,
так и многие другие детали путаной биографии...
Нечто похожее имело место быть и в случае с Викингом – его
родители, если кому вдруг станет интересно, сбежали морем в Финляндию из
Прибалтики в том же сорок пятом году – и отпрыск опять-таки немало помотался по
свету. Примерно так же обстояло и с остальными членами группы, включая
Мозговитого – народец заковыристого происхождения с причудливой автобиографией,
без родины, корней и оседлости, везде чужие и везде свои...
Он распахнул скрипучую дверь и вошел, направился к своему
столу, казавшемуся свободным. Под потолком ожесточенно крутились два
вентилятора, размешивая сизые пласты табачного дыма, играла музыка, было шумно,
но гомон не перерастал ни в какую вакханалию – в общем, пристойная атмосфера,
как-никак не притон, а вполне респектабельный кабачок, пусть и третьеразрядный.
Притонов тоже хватало, но не в этом квартале.
Туристов здесь почти не бывало, и потому в оформлении кабака
не усматривалось особенной экзотики – так, несколько неизбежных деталей вроде
парочки перекрещенных старых сабель над стойкой, потемневшего штурвала на стене
и засиженной мухами картины. На ней крайне живописный джентльмен удачи с ножом
в зубах и дюжиной пистолетов за кушаком решительно увлекал полумертвую от
страха пышную красотку по узкой улочке пылающего городка.
Для туристов здешний хозяин держал совершенно другой кабак в
глубинах Старого Города. Вот там экзотическими причиндалами был увешан каждый
квадратный сантиметр стен, а получавшие свой процент агенты туристских компаний
автобусами возили туда жаждущих карибской экзотики путешественников, объясняя,
что покажут самый натуральный притон криминала, разврата и прочих темных дел.
Причем убедительно выглядевшие «головорезы» каждый вечер разыгрывали для
обмирающей от романтического страха публики всевозможные сцены вроде жутких
драк с навахами, карточных игр со ссорами и передачи «партий наркотиков» прямо
за столом. Туристы млели – и, вернувшись домой, хвастались, надо полагать,
напропалую, живописно повествуя, что бывали в самом жутком местечке на Карибах,
откуда чудом убрались живыми и не ограбленными.
