– Пожалуйста, пожалуйста, выслушайте
меня, только не подумайте, что я попрошайка, мне деньги не нужны, вы меня
просто увезите подальше отсюда или, допустим, за город. Я вам отплачу, оставьте
адрес, приеду, квартиру помою, окна, не смотрите, что малышка, я все могу: и
копать, и козу доить. У нас дома козочка была.
Я украдкой глянула на часы. Нахожусь буквально
в двух минутах езды от нового здания «Марко», до пятнадцати еще целый час.
– Живо рассказывай, что случилось, и я
доставлю тебя к родителям.
Большая прозрачная слеза поползла по детской
пухлой щечке.
– Их нет.
– Где же твои мама с папой?
– Умерли.
– Прости, пожалуйста, – испугалась
я, – не знаю подробности твоей жизни, оттого и ляпнула глупость. Кстати,
меня зовут Виола, но друзья называют просто Вилкой. Так что с тобой произошло?
Продолжая судорожно сжимать маленькие кулачки,
Олечка завела рассказ.
Глава 3
Давным-давно, в начале 80-х годов двадцатого
века, молодой выпускник Сельскохозяйственной академии Сергей Петров получил
направление на работу в Среднюю Азию. Может, кто бы и начал сопротивляться, но
Сережа безропотно поехал в незнакомое местечко Киртау
[1] и обрел там свое счастье,
встретил дочь директора школы Леночку и женился на ней. У пары быстро появились
дети – два мальчика-погодка. Сергей работал; жена тоже не сидела сложа руки,
преподавала в детском саду музыку. Жили в собственном доме с большим садом, под
раскидистой яблоней стоял длинный стол, теплыми вечерами часто заглядывали на
огонек соседи, никто из них никогда не вспоминал о своей национальности, жили,
простите за банальность, одной большой семьей, вместе справляли свадьбы и
сообща рыдали на поминках.
Но потом положение изменилось, республика, в
которой счастливо обитали Петровы, стала отдельным государством, русский язык
превратился в иностранный, а граждане России в оккупантов. Прежние соседи
трансформировались во врагов.
Сергей решил не унывать, он за копейки продал
дом с садом и вывез семью, так сказать, на историческую родину, в деревню
Глазьево. Олечка не помнила момент переезда, ей тогда было всего два года. Зато
очень хорошо детская память запечатлела одну картину.
Растрепанная, босая мама выволакивает голую,
замотанную в одеяло дочь на улицу, ставит на снег и кричит:
– Олечка, беги скорей к соседям! – а
сама кидается в горящую избу, где остались муж и двое сыновей.
Но войти внутрь дома мама не успела: внезапно
обрушилась крыша, сложились, упали стены, вверх взметнулся сноп искр.
Оля и мама остались в буквальном смысле этого
слова голыми – девочка в одеяле, а мама Лена в ночнушке. В пожаре погибли
Сергей, оба мальчика. Естественно, сгорели и все вещи, документы, деньги.
На первое время погорельцев приютила баба
Дуня, потом Лене дали комнату в бараке. Кое-как женщина устроилась и начала
пить. За полгода интеллигентная преподавательница превратилась в опустившуюся
алкоголичку. Сначала ее жалели, местные бабы подкармливали Олю, вздыхая:
– Вот беда, так всякий разум потеряет.
Но потом жалость сменило раздражение, а следом
пришло негодование. В бараке, состоящем из длинного коридора и несметного
количества комнат, имелся лишь один душ, естественно, за право пользоваться им
шла жестокая битва, на двери ванной комнаты висело расписание с указанием не
только часов, но и минут: «Петрова – 10.05–10.12». А Леночка, опустившись ниже
плинтуса, стала приводить к себе мужиков, те потом лезли в ванную… Начинались
крик и драки. Перепуганная Оля убегала во двор и часами простаивала на морозе,
боясь вернуться домой: пьяная мама, распаленная скандалом, обладала тяжелой
рукой.
Закончилось все просто. Лена схватила сумку,
дочь и, сообщив соседям: «Чтоб вы все сдохли, поеду в Москву на заработки»,
села в электричку.
До столицы оказалось совсем недалеко, и на
привокзальной площади Лена мгновенно нашла себе службу, она прибилась к группе
строителей, возводивших коттеджи, и стала мотаться с бригадой по объектам.
Парни выкладывали стены, Леночка кашеварила и служила общей любовницей, Оля
находилась при матери. Ее тоже приставили к делу. Девочка мыла полы и окна.
Естественно, ни в какую школу она не ходила, но хозяева возводимых домов, как
на подбор, оказались замечательными людьми. Они жалели малышку, давали ей вещи
и игрушки. Одна тетенька научила девочку читать и писать, другая надавала
книжек, третья разрешила жить рядом, и, пока строился особняк, Олечка обитала в
соседнем старом доме, набитом под завязку разной литературой, целый год девочка
лазила по полкам, с восторгом читая все, что попадалось под руку. В результате
к двенадцати годам Оля превратилась в весьма образованную барышню, напичканную
сведениями о литературе и истории, вот считать она практически не умела,
таблицу умножения не знала, но, с другой стороны, к чему лишние навыки,
человечество давно придумало калькулятор.
Для девочки, проводившей время на строительной
площадке, не было никаких жизненных тайн. То, чем занимается мама, помимо
готовки, Ольга поняла давно. Усекла она и еще одну истину: Леночка проститутка
не от голода или нищеты. Стоя около плиты, от истощения умереть трудно; нет,
мама просто любит мужчин, и ей все равно, где, когда и с кем. Олечка ее не
осуждала, скандалов не закатывала и не пыталась перевоспитать неразумную
мамулю. У ребенка образовался совершенно буддистский взгляд на мир: не можешь
справиться с обстоятельствами, оставь все как есть. Кому-то достался
папа-профессор и мать-актриса, а ей, Оле, вечно пьяная шалава Лена. И что здесь
поделать? Так фишка легла, справедливости и равенства на земле нет.
Из новых жизненных обстоятельств Ольга сделала
два вывода: она никогда не прикоснется к бутылке и не ляжет в постель с
парнями. Нет, Олечка выйдет замуж за хорошего человека и заживет счастливо.
Потом мама умерла, пошла зимним днем в магазин
за бутылкой и не вернулась, нашли ее лишь через трое суток в овраге.
Алкоголичка высосала «пузырек», села в снег и заснула. Никакого удивления
кончина Лены у людей не вызвала.
Бригада похоронила стряпуху, потом мрачный
Петр, бывший у строителей за прораба, недоуменно спросил у девочки:
– И чего с тобой делать?
– Не знаю, – испугалась Оля.
– Документы имеешь?
– Какие? – не понял подросток.
– Метрику о рождении.
– Наверное, у мамы в чемодане
лежит, – растерялся ребенок.
– Там лишь одна рванина, – буркнул
Петр, – сколько тебе хоть лет, знаешь?
