– Что случилось? – воскликнула я,
ощущая, как дрожат ноги. – Говорите скорей!
– Вы вчера доставили в нашу больницу
Еремину Наталью.
– Да.
– Она скончалась.
– Господи!
– Приезжайте.
– Зачем?
– Тело надо забрать, – пояснил
доктор, – мы не можем его у себя долго держать.
– Простите, мне очень жаль умершую
женщину, только я не имею к ней никакого отношения. Познакомилась с Натой
случайно, подвезла из Буркина в Москву, потом пассажирке стало плохо,
собственно говоря, это все.
– Но вы сообщили ее данные!
– Правильно, мы разговорились, обменялись
телефонами, позвоните ее мужу Андрею.
– И имя супруга знаете, – протянул
медик, – скажите честно, просто не хотите заниматься похоронами, вот и
придумали сказки!
– Глупости! Мы чужие друг другу люди!
– Но при этом вы в курсе ее семейного
положения, знаете, как зовут мужа, – не успокаивался Козырькин.
– Ничего странного, мы всю дорогу
болтали. А что случилось с Наташей? Отчего она умерла?
– К чему ненужное любопытство, –
тоном замороженной селедки ответил Максим Михайлович, – если, как вы
утверждаете, являетесь совершенно посторонним человеком, то и подробности вам
знать не следует.
Глава 8
К офису «Шарашкинфильма» я прибыла в
четырнадцать тридцать и слегка рассердилась на себя. Настоящая звезда должна
опаздывать, а не являться как дворняжка за полчаса до назначенного времени.
Ладно, посижу в машине, послушаю радио, тем более что у самого входа есть
свободное местечко. Но не успели «Жигули» удобно устроиться около тротуара, как
появился мужчина, одетый в ливрею, и категорично заявил:
– Уезжайте.
Обратись швейцар ко мне вежливо, произнеси он
фразу типа: «Извините, пожалуйста, но это место зарезервировано для другого
человека», я бы спокойно убралась прочь, но наглый тон лакея вынудил меня
ответить адекватно:
– И не подумаю.
– Отваливай.
– Почему?
– Тут нельзя стоять.
– И где запрещающий знак?
– Я вместо него.
– Что-то не вижу на твоем лице красной
полосы!
Привратник посинел.
– Укатывай, убогая.
– Сам отвали.
– Глянь вокруг, чмо! Здесь парковка
«Шарашкинфильм», сплошь звездные тачки, убирай раздолбайку, иначе хуже будет!
– Даже не пошевелюсь!
– Ща эвакуатор позову.
– Права не имеете, да и не станет ГАИ
заморачиваться, – спокойно ответила я.
– Эвакуатор свой есть, – прошипел
прислужник, – в последний раз спрашиваю: отвалишь?
– Нет, – рявкнула я и, тут же
вспомнив беседу с Голубевым, хотела сказать, что руководство «Шарашкинфильм»
зарезервировало Арине Виоловой парковку.
Но я не успела произнести заветную фразу,
швейцар вытащил из кармана складной нож и ровно за секунду проткнул покрышки.
– По-хорошему не хотела, – засмеялся
он, – теперь по-моему будет. Ща эвакуатор оттащит, колесики прокололися,
ай, беда! Неисправная тачка подлежит увозу с Тверской! Распоряжение самого
мэра!
Я вылетела из машины и услышала радостный
вскрик:
– Арина! Вы! Замечательная
пунктуальность!
От шикарного «Мерседеса» шел Анатолий.
– Точность – вежливость королев, –
воскликнул продюсер, – право, редкое качество в наше время! Чем вы
расстроены?
– Ваш парковщик проткнул колеса моей
машины!
Голубев замер.
– Кто?
– Он! – показала я на опешившего
швейцара.
– Ваши покрышки?
– У меня нет резины! Речь идет об
автомобиле!
Анатолий всплеснул руками.
– Господи! Урод! Как посмел! Ариночка,
солнышко, не волнуйтесь, пока обсудим дела, «Бентли» обуют, или вы ездите на
«Лексусе»? Вон тот, серебристый, ваш?
– Нет! У меня «Жигули»!
Продюсер уставился на ржавую «лошадку».
– Этот ме…, – начал он, но вовремя
спохватился, закашлялся и сумел исправить ситуацию, – …таллический
автомобильчик?
– Ну не бумажный же! – ехидно
отозвалась я.
– Ваня, Сашка, Петька! – затопал
ногами Голубев и, когда три парня в темных костюмах явились на зов, перешел в
диапазон ультразвука. – Чтоб этот ме… то есть «Лада», была немедленно
приведена в лучший вид, колеса новые, руль, кресла, педали… не знаю, что еще,
живо, кретины! Парковщика убить, расчленить, закопать в навоз, руки ему оторвать,
ноги, голову в… засунуть! Живо! Чего встали! Выполняйте! Всех расстреляю!
Арина, солнце мое, душенька, ангел, кошечка, заинька, пингвинчик сизокрылый…
Продолжая присюсюкивать, Анатолий втолкнул
меня в лифт, который поднялся на шестой этаж. Продюсер усадил меня в кабинете,
велел длинноногой блондинке подать кофе, чай, газировку, кефир, молоко, сливки,
доставить из ресторана обед вкупе с десертами, упал в кресло, вытер лоб платком
и простонал:
– Боже! Кругом одни свиные рожи! Я не
способен всех воспитать! Нормальных людей просто не осталось! Одни болваны!
– Не переживайте так, – улыбнулась
я.
– Вы ангел! – приободрился
Голубев. – Чистый, светлый херувим, талантливый, гениальный…
Поток хвалебных речей прервал стук в дверь.
– А вот и ваш режиссер, – радостно
потер руки продюсер, – входи, Сигизмунд.
В кабинет втиснулось странное существо ростом
чуть повыше нашей собаки Дюшки. Тонкие ножки мужчинки были обтянуты грязными
рваными джинсами. Конечно, сейчас в моде «бомжеватость», и в самых дорогих
магазинах вы увидите на вешалках настоящую рванину за невероятные деньги.
Только штаны режиссера потеряли приличный вид, так сказать, естественным путем,
очевидно, Сигизмунд ползал пару недель по помойке кирпичного завода, вот брюки
и приобрели дырки вкупе с пятнами рыже-коричневого цвета. Хотя, может, я
ошибаюсь? Вдруг постановщик крутился около бачков заведения быстрой еды и
извозился в кетчупе?
