Когда они все вместе сидели в гостиной и пили кофе после ужина, он спросил тихонько, так, что слышала только она:
— Что произошло сегодня утром между тобой и Димитри?
Джоанна покраснела и пожала худенькими плечами.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — ответила она, отхлебнув из своей чашки.
Константине поднял темные брови.
— Ты, должно быть, шутишь! — нервно заметил он. — Весь день к нему страшно подойти! Я старался держаться от него подальше… Я боялся за свою жизнь!
— О, не надо преувеличивать! — охнула Джоанна и взглянула в сторону Марисы, призывая ее на помощь, но та, к сожалению, разговаривала с отцом. Впервые со дня приезда Джоанна видела их рядом, и у нее мелькнула мысль: с чего бы это они так сблизились?
Константине сказал что-то по-гречески и поднялся на ноги.
— Хорошо. Очевидно, ты знаешь, о чем я говорю, но не хочешь обсуждать это. А я думал, что мы друзья.
— Но мы и есть друзья! — горячо воскликнула Джоанна. — Ох, Константине, не будь ребенком! Мы с Димитри не нравимся друг другу, вот и все!
Константине прищурился.
— Ты думаешь?
— Какое это имеет значение? — Джоанна покачала головой.
— Это уж решать тебе, Джоанна, — заметил он, пожав плечами.
— Ох, да оставь же меня в покое! — попросила она устало, ей вдруг надоели его расспросы. — Иди побеседуй со своей невестой.
Константине посмотрел на нее обиженно, но послушался, а Джоанна откинулась на спинку кресла и постаралась забыть всех братьев Кастро.
Следующие два дня были приятными. Теперь, когда Мариса перестала дуться, Джоанна нашла ее прекрасной подружкой. Она плавала, как рыба, ныряла, даже каталась на водных лыжах, хотя и не могла продемонстрировать свои способности, так как Джоанна не умела водить катер на требующейся для этого скорости. Но они вместе купались и загорали, много говорили о своей жизни и своих всевозможных увлечениях. Марису интересовало все о Джимми, она без конца расспрашивала сестру, выясняя малейшие подробности о человеке, за которого та собиралась замуж. Ей интересно было знать о жизни семейных пар в Англии, так как в Греции женщинам было твердо отведено место дома, и, когда Джоанна объяснила, что она намеревалась продолжать работу после медового месяца, Мариса пришла в ужас.
— И ты не возражаешь? — спросила она удивленно.
— Конечно, нет, — улыбнулась Джоанна. — Кроме того, для женщины недостаточно одной работы по дому.
— Но ведь у вас наверняка будут дети, — стояла на своем Мариса.
— Не сразу, и не так много, как ты, возможно, воображаешь, — несколько сухо заметила Джоанна. — Британские семьи обычно бывают небольшими.
Мариса покачала головой.
— Мне бы это не понравилось, — твердо заявила она. — Я хочу всегда быть дома и заботиться о Константине, делать все для него: готовить еду, следить за одеждой. И еще хочу много детей. Константине говорит, что единственный ребенок всегда одинок, как я.
На ум Джоанне непрошенно явился Димитри. Не приходилось сомневаться, что именно таковы и его взгляды, хотя он, кажется, никогда не считал женитьбу целью в жизни.
— Скажи мне, — вдруг спросила Джоанна, — почему ты единственный ребенок? Я хочу сказать… я так поняла, что наш отец хотел иметь много детей…
— Да, верно, — кивнула, вздыхая, Мариса. — Но мама очень болела, когда я родилась, и ей запретили еще иметь детей.
— Понимаю, — Джоанна склонила голову. — Должно быть, для нее… для них обоих это было очень тяжело… смириться с этим.
Мариса пожала плечами.
— При данных обстоятельствах, может, это и неплохо, — грустно заметила она и нахмурилась. — Когда отец только заболел, он считал, что это несерьезно, понимаешь, и продолжал работать. Но через некоторое время его здоровье настолько ухудшилось, что он уже не мог больше трудиться. Мы жили в Афинах. Там очень красиво. И жизнь намного интереснее!
Голос ее звучал мечтательно, и Джоанна посочувствовала младшей сестре. В конце концов, прелести Дионисиуса необходимо с кем-то делить. Единственному ребенку, каким была Мариса, на острове вдвойне одиноко. Возможно, ее собственная жизнь в Англии не полна развлечений, но, по крайней мере, у нее есть возможность встречаться со множеством людей.
Во вторник вечером Димитри пришел на виллу навестить ее отца, но уже после ужина, когда Мэтью был в своей комнате, Джоанна не видела его. Он все время пробыл с Мэтью и ушел, не прощаясь, без церемоний. Джоанна говорила себе, что рада этому, и все же в глубине души жила боль от сознания, что в субботу утром она уезжает и, возможно, больше никого из них не увидит. Отец как будто нарочно избегал всякого упоминания о ее приближающемся отъезде и, казалось, постоянно находился в спокойном и бодром настроении, что немного обижало Джоанну.
В среду утром Мэт удивил их всех, явившись на завтрак. Его инвалидное кресло, управляемое Лукасом, заняло место за столом, и улыбающийся Мэт оказался перед своей семьей.
Одна Андреа казалась не очень довольной этим неожиданным отклонением от обычного порядка вещей, но Мэт, нахмурившись, взглядом заставил ее молчать.
— Я не мог в такое утро оставаться один в своей комнате, — сообщил он. — Такой чудесный день! Скажите мне, пароход с Пирея уже прибыл?
Андреа пожала плечами.
— Не сомневаюсь, — отозвалась она сдержанно.
— Никто из нас не наделен даром предвидения, и мы не можем быть совершенно уверены, но очень скоро обязательно узнаем это.
Лицо Мэта оживилось, а Джоанна недоумевала, почему именно прибытие пароходика так радовало его. Он вдруг улыбнулся ей такой теплой и ласковой улыбкой, что у нее потеплело на сердце, и она почувствовала, как в горле встал комок. Он был полон обаяния и так нежен, именно о таком отце она всегда мечтала. Но через три дня она от него уедет… навсегда.
Прогоняя беспокойные мысли, Джоанна сказала:
— Что мы будем делать, Мариса? Или сегодня приезжает Константине?
Константине со времени приезда брата бывал у них не так часто, но Мариса, казалось, ничего не имела против этого. Возможно, она считала приезды Димитри редкими и непродолжительными, и можно позволить Константине провести некоторое время с ним.
Мариса выглядела немного растерянной, она взглянула сначала на Мэтью, потом на Андреа, словно ожидая от них помощи. Джоанна нахмурилась. Что происходит? Очевидно, что-то случилось. Они собираются устроить прощальную вечеринку для нее или, может быть, барбекю
[9]
на берегу?
Андреа постукивала покрытым лаком ногтем по блюдцу.
