Малина, например, работал тяп-ляп, мог
опоздать на службу или вообще, сказавшись больным, не выйти на работу. Один раз
Марфа случайно стала свидетельницей разговора между Николаем и Игорем Ласкиным.
Мужчины сидели в полутемной курилке, а Марфа шла по коридору, услышала голоса,
притормозила, хотела тоже зайти побаловать себя сигареткой, но потом передумала
и притаилась, слушая мужиков. А те, думая, что они одни, не стеснялись.
– Дурью маемся, – вздыхал
Игорь, – бредятиной занимаемся.
– Не скажи, – пробасил
Колька, – это полезная штука.
– Глупости все.
– Ты меня не понял, нам полезная.
– Чем?
– Из захолустья нас в Москву
привезли, – засмеялся Николай, – жилплощадь дали, зарплата хорошая,
чего еще надо? А? Молчишь? То-то!
– Так мы ерундой занимаемся. Ежу понятно
– пустое это дело.
Коля снова захихикал:
– И чего? Живи и радуйся.
– Не могу.
– Почему?
– Стыдно. Можно же в нормальное место
пойти работать, – сказал Игорь, – и пользу приносить. А тут чушь
собачья! Каста бессмертных. Как ты думаешь, Володька и Пашка притворяются?
– Они идиоты, – заявил
Николай, – а мы нет. Лучше молчи о своем желании приносить пользу. Мигом в
Зажопинск назад отправят, понял?
– Угу, – кивнул Игорь.
Потом Малину в конце концов уволили за пьянку,
а Игоря вышибли за лень и прогулы. Детей у Ласкина не было, и Попов посчитал
Игоря балластом для лаборатории. Впрочем, никто его из Москвы не выгнал,
комнаты не лишил и никаких репрессивных мер к нему не применил.
А вот у Малины был мальчик Эдик, и Марфе
велели за ним присматривать, как, впрочем, и за остальными детками. Педиатр
регулярно сообщала о своих исследованиях Попову, на каждого ребенка она завела
специальную карту. Про Эдика в ней было написано: очень возбудим, плохо
обучаем. В дальнейшем прибавились и другие характеристики: не умеет управлять
собой, подвержен припадкам гнева, психически нестабилен.
Такой человек, как Эдик Малина, явно не мог
считаться прародителем касты бессмертных людей.
Но Попов не унывал.
– Что ж, – сказал он один раз
Марфе, – в эксперименте случается всякое, бывает и брак. Зато у нас есть
другой, замечательный материал, вот, к примеру, мой Юра!
Ну а потом случилось несчастье с Аней. Марфа,
узнав о произошедшем, растерялась. До сих пор она, хороший специалист, ни разу
не сталкивалась с детьми-убийцами. Юру поместили в специальную клинику, где за
него взялись психиатры и психологи, Марфа также была допущена к мальчику, но ее
роль в его лечении была не главной.
Спустя некоторое время бригада врачей пришла к
выводу: ребенок здоров психически. Ужасный поступок он совершил лишь из желания
вернуть себе утраченное внимание мамы. И потом, в силу малолетства Юра просто
не понимал, что смерть – это навсегда. Маленькие мальчики ведь любят играть в
войну, «стреляют» из деревянных пистолетов, кричат: «Убит». Но ведь противник
потом, после «кончины», спокойно встает, отряхивается и идет домой. Примерно
так и думал Юра, убивая сестру, ну не оценивал он события реально. Следует
забыть эту историю и воспитывать мальчика так, словно ничего не стряслось,
чтобы не нанести ему травму. Юре нужно вернуться домой.
Узнав о заключении врачей, Владимир решительно
сказал:
– Нет.
– Ты о чем? – удивилась Марфа.
– Юра не годится для эксперимента, –
мрачно заявил Попов, – дефектная наследственность, рано или поздно она
вновь даст о себе знать. Юрий должен быть помещен в интернат и воспитан так,
чтобы он не знал, кто его родители и где они живут. Мы отказываемся от
мальчика, нам такой не нужен. Есть другие дети, хоть я и не молод, да вполне
дееспособен, Вера же младше меня, ей только рожать и рожать.
Марфа пришла в ужас и попыталась уговорить
Попова, но тот с каменным лицом заявил:
– Вопрос решен.
– Но Юра же знает свою фамилию и
адрес, – попыталась образумить сумасшедшего ученого Марфа, – ему
все-таки семь лет.
– Но и не пятнадцать лет, – парировал
Владимир, – в надлежащих условиях забудет!
Марфа вздрогнула.
– Что ты имеешь в виду?
– В детдоме, – холодно ответил
Попов, – он уже переправлен в спецзаведение под другой фамилией. Более мы
о Юре не беседуем, эта тема закрыта.
Марфа кивнула, а что ей оставалось делать? Юра
был не ее ребенком, Владимир являлся начальником Ефимовой. Педиатру пришлось
подчиниться. Но ситуация с мальчиком никак не выходила у Марфы из головы, и еще
ее удивила жестокость отца, преспокойно отбросившего неудачного сына прочь,
словно смятый фантик от съеденной конфеты. Вот Вера вела себя по-иному. Каждый
раз, приходя к ней, чтобы осмотреть Мишу и Петю, Марфа пугалась. Ей казалось,
что от жены Попова осталась лишь внешняя оболочка, пустое тело с потухшими
глазами. Вера передвигалась по квартире словно зомби, натыкаясь на мебель. Один
раз Марфа не выдержала и сказала:
– Вы ведь можете и изменить свое решение.
– Какое? – прошептала Вера.
– Ну то, о помещении Юры в детдом,
напишите заявление и заберите мальчика.
Вера отшатнулась.
– Владимир запретил мне даже думать о
Юре.
– Так это муж решил все за вас
двоих! – воскликнула Марфа. – Вы могли бы взять мальчика назад?
– Конечно, – прошептала Вера, –
господи, как я измучилась, хоть весточку от него получить, хоть рисунок
какой-то. Только Володя скала! Его ничего, кроме эксперимента, не волнует,
теперь он возложил основные надежды на Мишу и Петю. Говорит, Юра может и их
прирезать. Марфа, ты веришь в успех дела? Вакцина и впрямь сработает?
Врач сделала вид, что не услышала вопроса.
Последнее время и ее одолевали сомнения. Очередное поколение мышей получилось
весьма странным, с неадекватным поведением, но Попов уверял, что это совершенно
правильный эффект.
– Если ты дашь честное слово, что никому
ничего не скажешь, я попробую найти Юру, – пообещала она Вере.
Попова заплакала и убежала.
Осуществить задуманное оказалось не так уж
сложно. Спустя некоторое время Марфа обнаружила интернат, в который поместили
ребенка, и сообщила Вере:
– С твоим сыном все нормально.
– Я могу его увидеть? – с надеждой
воскликнула та.
