Я вскочила и вцепилась в бабусю.
– Как вас зовут?
– Полина Михайловна, – ошарашенно
ответила старуха.
– Милая, дорогая, любимая, помогите
мне! – закричала я, понимая, что судьба неожиданно послала мне
замечательный подарок.
– Ты истерику-то прекрати, –
решительно велела Полина Михайловна, – какой от крика толк. Чем же я тебе
помочь могу, а?
– Расскажите про Поповых!
– Кому же они интересны?
– Мне. Очень. Просто до смерти! Вы же
хорошо знали и детей, и родителей?
– Ну… да… конечно, – кивнула
бабушка, – только я никак не пойму, кто ты?
– Сейчас все объясню! – воскликнула
я.
Полина Михайловна глянула на большие круглые
часы, висящие над лифтом, и радостно констатировала:
– Ага! Двадцать ноль-ноль. Моя смена
закончилась. Пошли наверх, чаем угощу и бутерброд дам, а то у тебя слюни при
виде моей еды потекли.
Я улыбнулась:
– Верно. Наверное, и правда потекли, раз
вы заметили.
– Эх, голубушка, – протянула Полина
Михайловна, – я в таком месте работала, где ничто без внимания оставить
было нельзя, лаборатория номер семь, не слышала?
– Никогда.
– И то верно, – кивнула консьержка, –
о ней никто до сих пор не рассказывал, потому как все давно покойники, похоже,
одна я осталась, а мне и поболтать не с кем, с тех пор, как Павел Семенович
умер, живу одна. Ладно, поехали.
Квартира Полины Михайловны вполне могла бы
служить съемочной площадкой для фильма про чудаковатого профессора, целиком и
полностью отдавшего себя науке. Книги тут были повсюду, даже в кухне над дверью
висела дубовая полка, забитая растрепанными томами.
Полина Михайловна налила мне чаю, очень
крепкого, сладкого и горячего. В качестве угощения она выложила на стол мягкий
батон белого хлеба, поставила коробочку плавленого сыра и нарезала лимон.
– Конечно, это не слишком уж шикарное
угощение, – вздохнула старушка, – но ко мне гости не ходят. Нам с
Пашей когда-то еще такой плавленый сыр в продуктовых заказах давали. Отнюдь не
полезная для здоровья вещь, но, когда недалеко маячит кладбище, можно наконец
забыть о правильном питании и хоть перед смертью поесть жареное, копченое,
соленое, сладкое – все вредное, но очень вкусное. Когда ж еще себя порадовать?
Лично мне все равно, какого размера саван намотают на меня после кончины.
Скажешь, я не права? Или ты плавленый сыр не ешь?
Я улыбнулась:
– Во время моего детства этот сыр вдруг
невесть откуда появился в обычной продаже. Кстати, мое имя Виола,
представляете, как меня дразнили одноклассники? Иначе как «сырная замазка» и не
звали!
– Дети подчас бывают жестоки, –
по-птичьи склонила набок голову Полина Михайловна, – бедная Верочка
целиком и полностью ощутила это на своей шкуре. Ну, рассказывай.
Я отхлебнула удивительно вкусный чай, откусила
от толстого бутерброда и с набитым ртом пробормотала:
– Значит, так…
– Сначала прожуй, – велела Полина
Михайловна, – да не торопись, никто не отнимет. Времени полно, меня
бессонница замучила, до трех утра в кровати ворочаюсь и свою жизнь перебираю.
Я быстро проглотила сандвич, откашлялась и
завела рассказ.
Выслушав меня, Полина Михайловна вновь
включила чайник и тихо сказала:
– Что ж! Наверное, эксперимент можно было
бы считать оконченным. Жаль, что ни у Петра, ни у Михаила нет детей. Интересна
динамика процесса. Еще больше жаль, что погибла Аня. По женской линии…
– Кто такая Аня? – удивилась я.
– Сестра Петра и Михаила, – ответила
Полина Михайловна.
– Я ничего о ней не слышала!
– Правильно, – кивнула
старушка, – небось братья и не в курсе, про нее и Юру.
– А это кто?
– Их брат. У Веры четверо детей родилось,
вот уж кто на науку поработал, так это она! Юра первым родился, затем Миша,
следом Петя, а уж потом Аня, последыш. Очень тогда все обрадовались, что она
девочка. Интересные возможности открывались. Мы-то с Павлом ничем помочь не
могли. У Малины, правда, сынок народился, только Николай пил.
– Вы знали Николая Малину?
– Конечно.
– Откуда?
– Жили вначале в одной коммуналке.
Малина, Поповы, Зина с Игорем и мы, Смайкины. А потом нам и Поповым отдельное
жилье дали, за хорошую работу. Малину уволили, пил он много. Игорь Федорович,
увы, оказался в нашей лаборатории балластом. Вот поэтому они с Зиной остались в
коммуналке.
– Ничего пока не понимаю.
Полина Михайловна улыбнулась:
– Ну, попробую объяснить. Ты в школе ведь
еще при Советах училась?
– Конечно.
– Значит, помнишь про строительство
коммунизма?
– Смутно, – призналась я, –
никогда особо политикой не интересовалась.
– А в те годы и интересоваться было не
надо, – хмыкнула старуха, – из радио и телевизора лишь одно неслось:
поддерживаем и одобряем политику партии и правительства. И газеты об этом
писали, и книги. Фамилию Ленин помнишь?
– Естественно.
– Так вот он наметил план построения
коммунизма в одной отдельно взятой стране, и был там пункт: воспитание человека
нового общества. Ясно?
– Не слишком. Кто такой человек нового
общества?
Полина Михайловна заулыбалась.
– Личность всесторонне образованная,
гармоничная, развитая как физически, так и духовно, талантливая, с ярко
выраженными задатками либо ученого, либо артиста, либо писателя, либо рабочего.
Наш новый мир должен был состоять именно из таких людей. Пьяницы, воры,
мошенники, обманщики – подобных просто не должно быть.
– А куда же они делись бы?
Полина Михайловна вытащила сигарету и
закурила.
– То, что я расскажу тебе сейчас, сильно
смахивает на фантастический рассказ, но, как бы нелепо и странно ни звучали мои
слова, в них все правда. Ты только выслушай меня внимательно, я пойду, так
сказать, от печки, иначе не разберешься. Сначала изложу историческую часть о
том, что происходило очень и очень давно, перечислю события, участницей которых
лично никогда не была и быть не могла.
