XII
Фрэнк
После этого сражение превратилось в бойню.
Фрэнк, Перси и Хейзел пробивались сквозь ряды врагов, сбивая с ног всех, кто попадался им на пути. Первая и вторая когорты — гордость лагеря Юпитера, идеально отлаженная военная машина — рассыпались под натиском нападающих, причем немалую роль тут сыграло необычное для них ощущение чувствовать себя побежденными.
Серьезную проблему создавал для них Перси. Он сражался, как демон, ввинчивался в ряды защитников форта совершенно непривычным для них образом — подкатывался им под ноги, рубил мечом, а не колол им, как обычно это делали римляне, колотил легионеров плоской стороной меча, вызывая у них всеобщую панику. Октавиан что-то завизжал высоким голосом, — может быть, приказывая первой когорте держаться, а может быть, пытаясь исполнить арию сопрано, — но Перси положил этому конец. Он совершил прыжок с переворотом через ряд щитов и шарахнул мечом по шлему Октавиана. Центурион рухнул на землю, словно тряпичная кукла.
Фрэнк стрелял, пока у него оставались стрелы в колчане; они были притуплены и не убивали, но оставляли на теле противника здоровенные синяки. Он сломал свой пилум о голову одного из защитников и неохотно вытащил гладиус.
Хейзел тем временем забралась на спину Ганнибала. Она устремилась к центру форта, улыбаясь сверху своим друзьям:
— Эй вы, улитки, поспешите!
«О боги Олимпа, какая же она красивая!» — пронеслось в голове у Фрэнка.
Они побежали к центру форта. Донжон практически не охранялся. Защитники явно не предполагали, что атакующие могут пробраться так далеко. Ганнибал сорвал с петель огромные двери. Внутри за столом сидели знаменосцы первой и второй когорты — и преспокойно играли в «Мифы и магию». У одной из стен вперемежку стояли эмблемы когорт.
Хейзел и Ганнибал направились прямо внутрь, и знаменосцы попадали со стульев. Ганнибал наступил на стол, разметав игровые карты и фишки.
Когда к ним присоединилась остальная когорта, Перси и Фрэнк уже разоружили противника, захватили знамена и забрались на спину Ганнибала к Хейзел. Слон торжественно вышел из донжона, неся на себе победителей и вражеские штандарты.
Пятая когорта построилась вокруг слона. Все вместе они торжественным маршем вышли из форта, минуя ошеломленных противников и ряды в равной мере недоумевающих союзников.
Рейна описывала низкие круги на своем пегасе.
— Игра сделана! — Голос ее прозвучал так, словно она с трудом сдерживала смех. — Всем собраться на церемонию награждения!
Обитатели лагеря медленно перегруппировались на Марсовом поле. Фрэнк видел у них массу незначительных повреждений — ожоги, сломанные кости, синяки под глазами, порезы, царапины, а также множество довольно любопытных причесок, образовавшихся под воздействием пламени и взрыва водяных ядер. Но ничего серьезного.
Он соскользнул со слона. Товарищи окружили его, принялись хлопать по плечам, хвалить.
«Уж не снится ли мне все это», — думал Фрэнк.
Это был лучший вечер в его жизни… пока он не увидел Гвен.
— Помогите! — закричал кто-то.
Два легионера выскочили из крепости, неся на носилках какую-то девчонку. Они поставили носилки, к ним устремились другие ребята. Фрэнк даже на расстоянии увидел, что это Гвен. Она лежала на боку на носилках, а из нагрудника у нее торчал наконечник пилума — словно она держала его под мышкой. Вот только крови было слишком много…
Фрэнк недоуменно тряхнул головой.
— Нет-нет-нет… — бормотал он, подбегая к ней.
Медики орали, призывая всех отойти подальше, чтобы дать ей больше воздуха. Весь легион погрузился в молчание, а целители принялись за работу — пытались подвести марлю с измельченным рогом единорога под доспехи Гвен, чтобы остановить кровотечение, пробовали влить немного нектара ей в рот. Гвен не шевелилась. Лицо ее стало пепельно-серым.
Наконец один из медиков посмотрел на Рейну и покачал головой.
Несколько мгновений был слышен только звук воды, стекавшей из уничтоженной водяной пушки по стене форта. Ганнибал гладил волосы Гвен хоботом.
Рейна смотрела на легионеров со своего пегаса. Выражение ее лица было суровым и мрачным.
— Будет проведено расследование. Кто бы это ни сделал, легион лишился хорошего офицера. Одно дело — достойная смерть в бою, но это…
Фрэнк не понял, что она имеет в виду. Потом он обратил внимание на маркировку деревянного древка пилума: КГР I ЛЕГИОН XII Ф. Это оружие принадлежало первой когорте, и его наконечник торчал из нагрудника. Гвен пронзили ударом сзади… и, вероятно, уже после окончания игры.
Фрэнк обвел глазами легионеров в поисках Октавиана. Центурион смотрел скорее с интересом, чем с озабоченностью, словно разглядывал набивку одного из своих дурацких плюшевых мишек. Пилума у него не было.
В ушах у Фрэнка звенело, глаза застлало пеленой. Он хотел удушить Октавиана голыми руками, но в этот момент Гвен вздохнула.
Все подались назад. Гвен открыла глаза. Румянец вернулся на ее щеки.
— Что с-случилось? — Она моргнула. — На что это все смотрят?
Она, казалось, не замечала семифутового гарпуна, пронзившего ее грудь.
За спиной Фрэнка раздался шепот медика:
— Это невозможно. Она была мертва. Она должна быть мертва.
Гвен попыталась сесть, но не смогла.
— Была река и человек, просивший… монетку? Я повернулась, и выходная дверь была открыта. И тогда я… тогда я почувствовала. Не понимаю. Что случилось?
Все в ужасе смотрели на нее. Никто не попытался помочь.
— Гвен. — Фрэнк присел рядом с ней. — Не пытайся встать. Закрой глаза на секунду. Хорошо?
— Зачем? Что…
— Поверь мне…
Гвен сделала то, что он сказал.
Фрэнк ухватил древко пилума ниже наконечника, но руки у него дрожали. Дерево было липкое.
— Перси, Хейзел, помогите мне.
Один из медиков понял, что собирается сделать Фрэнк.
— Нет! — запротестовал он. — Ты можешь…
— Что?! — оборвала его Хейзел. — Сделать хуже?
Фрэнк глубоко вздохнул.
— Подержите ее. Раз, два, три!
Он вытащил пилум спереди. Гвен даже не поморщилась. Кровотечение быстро прекратилось.
Хейзел наклонилась, чтобы осмотреть рану.
— Она затягивается сама по себе, — сказала Хейзел. — Не знаю, как это происходит, но…
— Я себя прекрасно чувствую, — заговорила Гвен. — Что это все так разволновались?
С помощью Фрэнка и Перси она поднялась на ноги. Фрэнк сердито посмотрел на Октавиана, но на лице того была лишь маска вежливой озабоченности.
