Некоторые хозяйки полагают, что сначала в
тарелки надо насыпать мелко нарезанное мясо, овощи, вареные яйца, потом залить
«салат» квасом и немедленно подать к столу. Но мне кажется, что окрошка должна
настояться, а еще в нее непременно нужна сметана.
Сегодня первым домой примчался Кирюша.
– Лампа, – закричал мальчик,
оглядывая стол, – ну и вкуснотища!
– Ешь на здоровье, – улыбнулась я.
Кирюша заговорщицки прищурился.
– Помнишь, обещал разобраться со змеей?
– Да, – кивнула я и на всякий случай
отодвинулась к стене.
– Ларри ее поймал.
– Врешь!
Кирик укоризненно покачал головой.
– Какие выражения… Вот, смотри.
Быстро наклонившись, мальчик взял стоявшую у
холодильника картонную коробку и поднял крышку.
– Во!
– Мамочка! – взвизгнула я. –
Она точно дохлая? Выглядит живой! Какая противная…
– Стопудово тапки отбросила, –
заявил Кирюша и закрыл «гроб». – Специально не выбросил, чтобы всем
показать. Скажи мне спасибо, иначе спать бы тебе в сапогах много лет.
Я перевела дух.
– Думаю, благодарить следует Ларри, это
мангуст победил эфу.
– Вот так всегда, – вздохнул
Кирюша, – работаешь-работаешь, стараешься-стараешься, а благодарности
никакой. Кстати, хочешь загадку? На ум и сообразительность.
– Давай, – согласилась я, стараясь
держаться подальше от коробки.
– Стюардессы японской авиакомпании
предлагают пассажирам на борту всякие предметы для комфортности полета. Но
российские туристы поголовно отказываются от одного из них. Причем некоторые
наши граждане негодуют, увидав ЭТО, другие хихикают, но тоже не берут. Можешь
назвать вещь?
– Палочки для еды?
– Нет.
– Кимоно?
– Опять не то.
– Какая-нибудь экзотическая еда?
– Не-а.
– Газеты с иероглифами?
– Снова мимо.
– Сдаюсь!
– Стюардессы раздают одноразовые белые
тапочки, японцы в таких ходят дома. Ты бы взяла?
– Нет, – ответила я и ушла к себе в
спальню.
Очевидно, Кирюша показал труп змеи всем
домашним, потому что каждый вернувшийся с работы член семьи вел себя одинаково.
Сначала слышался возглас: «О! Какой ужин!» – затем несся вопль: «Немедленно
убери гадость!»
Я лежала на кровати с книгой Устиновой в руках
и терпеливо ждала появления Костина. Наконец дверь приоткрылась, в комнату
вошел Вовка и, плюхнувшись в кресло, сказал:
– Что на этот раз?
– Как ты догадался зайти ко мне? – лицемерно
восхитилась я. – Абсолютно прав, есть одно маленькое дельце.
– Наивные Романовы, – медленно
сказал майор, – сейчас наслаждаются восхитительной бараньей ножкой и
потрясающей окрошкой. Никто из них и не догадывается, что появлению столь
замечательного ужина они обязаны не Лампе, которой лень лишний раз порадовать
близких, а мне. Говори, я сейчас добрый и ласковый. Что надо?
– Слушай внимательно… – заулыбалась
я.
– Ох и ни фига себе! – подвел итог
майор, после того, как я замолчала. – Задачка не простая.
– А я к тебе с ерундой и не лезу, –
замела я хвостом, – с чепухой сама справлюсь.
Майор встал.
– Ладно, попытаюсь. Три условия.
Во-первых, сидишь пока дома, не ездишь в «Лам», отношений с Анной не
поддерживаешь. Второе. Если у меня ничего не получается, более этим делом не
занимаешься. Третье: окрошка каждый день.
– Да, милый, – закивала я,
по-собачьи преданно глядя на майора.
Следующие десять дней пролетели в беспрестанных
хлопотах по хозяйству. Я готовила сырники, котлеты, запеканки, пироги,
бефстроганов, тефтели, фаршированную рыбу, овощи, курицу… Вот только в разделе
супы царило однообразие – на стол всегда подавалась окрошка.
Мучаясь от безделья, я перестирала гору белья,
а потом от тоски перегладила все, что лежало в корзине, разобрала завалы в
шкафах, пропылесосила ковры, навела порядок на кухне, отдраила кафель, вымыла
окна, выкупала собак и поняла: все, делать нечего. Можно, конечно, по новой
затеять генеральную уборку, но, согласитесь, подобное поведение смахивает на
мазохизм.
На работу я не ходила, из «Лам» меня не
тревожили. Один раз, правда, позвонил Миша и спросил: «Куда подевалась?», потом
заныл: «У меня депрессия, жить не хочется, вокруг одни гады, что бабы, что
мужики». Я пообещала стилисту встречу через неделю. Миша отсоединился, буркнув
на прощанье: «Если останусь жив, непременно свидимся». Но я не обратила особого
внимания на речи гея, ему свойственны перепады настроения.
В воскресенье я подступилась к Вовке с робким
воросом «Как дела?» – и услышала в ответ недовольное: «Работаю».
Потом майор устыдился и более ласково сказал:
– Не мешай, пока нечего сообщить. Отчего
у тебя кислый вид?
– Скучно, – призналась я.
– Почитай Устинову.
– Уже всю изучила.
– Купи новую книжку.
– Так нет! Она медленно пишет.
– Вот лентяйка, – хихикнул
Вовка, – совсем о читателях не заботится. Тебе что, нечем заняться?
– Да, – заныла я.
– Можешь убрать мою квартиру.
Я глянула на Костина. Ну уж нет! Хватит с
майора вкусной еды, еще посмотрим, что получу за свои кулинарные таланты.
В среду Вовка неожиданно позвонил мне в районе
полудня.
– Ты свободна? – спросил он.
– Издеваешься, да?
– Тогда помоги купить костюм, – как
ни в чем не бывало попросил Костин.
– Уже еду! – заорала я. – Куда?
– Гипермаркет «Рос», – спокойно
назвал адрес Вовка. – Там, на втором этаже, есть кафе.
