Как бы вы назвали мужчину, который бросил свою
семью, родителей, расфурыкал все деньги, ушел с работы, причинил этим многим
людям массу неприятностей, а потом попросту смылся из отчих мест, твердо решив,
что он теперь займется иными делами, а вся прошлая жизнь, вкупе с теми, кто
из-за него пролил ведра слез, просто старая шелуха? Ну и какое определение дать
сей личности? Негодяй, мерзавец, подлец, безответственный субъект… Однако
кое-кто называет его Буддой, святым, который отринул от себя все земное, дабы
указать человечеству правильный путь. Только Будда при этом пожертвовал
родными, причинил им горе. Можно ли считать его безгрешным?
Ох, что-то занесло меня неизвестно куда!
Я снова села за стол и положила начавшую
болеть голову на руки. У любого человека есть тайна, и я раскопала некоторые
чужие секреты. Директор школы Богодасыср Олимпиадович соблазнил свою ученицу,
Алла потом стала алкоголичкой и погибла. Отвратительная история, но она не
имеет отношения к похищению Гены. Хотя нет! Алла-то продала короб от коляски, и
ее убили! Роман прелюбодействовал с Олей, которая обманывала мужа Гену. Но
Оболенскому не нужен был ребенок от Белкиной, следовательно, не он организатор
похищения. Интересно, почему Белкина не сделала аборт? Была уверена, что Гена
не усомнится в своем отцовстве? Захотела стать матерью?
Я подняла голову. Насколько помню, Оля не
слишком старательно опекала новорожденного. Мы, правда, считали, что она еще не
восстановилась после родов, и взяли все хлопоты на себя.
Да уж, я не предполагала, что Белкина
настолько бессердечна! Сначала свалила на отца всю ответственность за аварию,
потом бросила бедного Григория Павловича в интернате и ни разу не обмолвилась о
том, что отец жив. Не захотела ухаживать за инвалидом! Неужели она никогда не
вспоминала о том, что в городе Лапин…
Лапин! Я вскочила на ноги. Минуточку, Гена,
муж Оли, погиб по дороге в Лапин. Зачем он поехал туда?
В голове внезапно зазвучал хныкающий голосок
Белкиной:
– Порулил на кладбище, там вандалы
порушили памятник, надо его восстановить.
Но ведь Григорий Павлович жив, следовательно,
никакой могилы и монумента нет!
Внезапно на меня снизошло запоздалое озарение.
Вот почему Ольга сообщила всем, что папа просил похоронить его рядом со своими
родителями, вот почему она не позвала никого на панихиду, ее-то не было.
Но почему тогда Гена поехал в Лапин? Знал о
том, что тесть жив?
– Боюсь, я не очень вам помогла, –
сказала Ната, входя в кухню.
– Спасибо, – ответила я, –
думаю, я сумею все же найти мальчика.
Ната подняла на меня большие, спокойные глаза.
– Зачем вы ищете младенца?
– Ну, – замялась я, – так…
Нельзя же сказать Нате правду, что хочу помочь
Ольге выбраться из комы. Я ведь в самом начале разговора соврала про смерть
Белкиной.
– Оставьте эту затею, – неожиданно
посоветовала Ната.
– Почему? – осторожно спросила я.
– Думаю, мальчика забрал тот, кому он
нужнее, чем Белкиной!
– Что вы говорите! – возмутилась
я. – Кому это новорожденный может быть необходим больше, чем родной маме,
а? Ну и чушь!
Ната села у стола, сложила руки и печально
продолжила:
– Вы ошибаетесь, если полагаете, что
материнская любовь – чувство, которое обязательно испытывают все родильницы.
Вовсе нет. Есть особы, преспокойно убивающие своих детей.
– Оля не такая! – возмутилась
я. – Хорошо, я согласна, она поступила подло по отношению к отцу, была
эгоисткой, плохой подругой и никчемной дочерью, но ребенок ей нужен!
– Очень правильное определение, –
кивнула Ната, – именно нужен. Новорожденному суждено было стать крючком
для ловли Романа. Ну сами подумайте, отчего Белкина так долго не беременела?
Хотела для себя пожить, не планировала детей.
– Да нет, у нее просто никак не
получалось…
Ната рассмеялась.
– Еще как получалось! Я самолично Белкину
на аборт отправляла к Раисе Суворкиной, своему гинекологу, работает она в
роддоме имени… Не верите, спросите у Раисы, она вам правду расскажет.
Окончательно обалдев от количества негативной
информации, я кивнула:
– Дайте координаты Суворкиной.
– Пишите, – велела Ната, – мы
давно, правда, не общались, но думаю, Раиса на том же месте служит.
Выскочив на улицу, я схватилась за телефон.
– Алло, – пропищал тоненький
голосочек.
– Можно Суворкину.
– Нет ее.
– А когда будет?
– Ночью.
– Простите, не поняла?
– Чего непонятного? – окреп
голосок. – У доктора смена с восьми вечера. Или полагаете, роженицы только
днем мучаются?
– Так это рабочий телефон?
– А вы какой хотели?
– Думала, я домой звоню.
– Индюк думал и в суп попал. В восемь
Суворкина явится.
– Хорошо, спасибо.
– Кушай на здоровье, – хмыкнул
голосок, – во народ тупой! Не подумать, что в роддоме самая пахота по
ночам.
Я посмотрела на часы и поехала домой,
усталость придавила меня, отдохну немного в спокойной обстановке и поеду к
Раисе Суворкиной. Если Белкина и впрямь обманывала нас с Катей, стеная на тему
«хочу детей, но никак не получается», и сделала несколько абортов, то тогда…
Что «тогда»? Сколько женщин избавляются от нежелательной беременности, а потом,
решив, что пришла пора стать матерью, спокойно производят на свет отпрыска и
начинают его истово любить? Но с Раисой поговорить надо, у меня просто нет
никаких зацепок, и визит к Суворкиной – это попросту шаг отчаяния. Ну вдруг
врач вспомнит нечто, способное мне помочь? С доктором, в особенности с
гинекологом, пациентки бывают откровеннее, чем с подружками, мужьями и
священниками. Ладно, поваляюсь немного на диване – и в путь.
Возле нашей двери отвратительно пахло. Я
посмотрела на мокрый коврик, так и есть, снова Маркиза загуляла.
