Глава 23
Игорь вышел на набережной, возле высотного
здания. На первом этаже здесь когда-то располагался кинотеатр «Иллюзион»,
единственное место, где советские люди могли посмотреть лучшее кино, как тогда
говорили, «западного производства». Впрочем, насчет единственного места я,
пожалуй, переборщила. В Москве еще имелись дома творческой интеллигенции: ЦДЛ,
ВТО, «балалайка», «ластик» и «занудово»
[7],
где частенько устраивали показы, существовал и научный институт кино, его сотрудникам
вообще в служебное время вменялось проглядывать разнообразные фильмы, но эти
точки работали лишь для своих, простому смертному туда было не прорваться. А
вот «Иллюзион» открывал двери любому москвичу. Требовалось лишь купить
абонемент, ну, допустим, по теме: «Киноискусство Италии шестидесятых годов
двадцатого века», и наслаждаться. Была, правда, небольшая неприятность. Перед
каждым показом на трибуне появлялся лектор и начинал гундосить:
– На мой взгляд, Антониони…
Сколько раз мне хотелось встать и крикнуть:
– Лучше я обрету собственный взгляд! Кино
давай!
Но ведь молчала же! Советские люди вообще были
терпеливы.
Посильней замотавшись в обновку, я спряталась
в небольшом скверике и стала наблюдать за Игорем, прохаживавшимся туда-сюда по
набережной. Прохожих по тротуару бежало не так уж и много, от реки дул сильный
ветер, но мне было тепло. Ужасная покупка оказалась неожиданно уютной.
На секунду ту часть набережной, где нервно
расхаживал Игорь, закрыл от меня поток машин. Я встала на цыпочки, но ничего не
увидела. Наконец светофор сменил красный свет на зеленый, и я обнаружила около
Игоря то ли женщину, то ли девушку, закутанную точь-в-точь в такую же
«Версача», как у меня, а еще на голове у нее сидела кепка.
Понимая, что близко подходить нельзя, я прыгала
в садике, кусая от нетерпения нижнюю губу. Парочка стояла спиной к проезжей
части, опершись руками о парапет. Мне не было видно лиц и, естественно, не
слышно никаких слов. Да еще светофор постоянно менял свет, отчего поток машин
то останавливался, то катил дальше. Когда лента автомобилей замирала, я
лишалась всякой возможности следить за Игорем и женщиной. Потом, сообразив, что
с другого конца бульварчика получу лучший обзор, я поспешила вперед и
остановилась. Тетка протянула парню фляжку, тот начал пить из горлышка, потом
баба взяла емкость и побежала через дорогу прямо в скверик. Я понеслась за
незнакомкой, а та, совершенно не обращая на меня никакого внимания, почти
бежала по улице, ведущей к метро.
Я на секунду обернулась. На набережной,
опершись на парапет, стоял Игорь.
Тихо радуясь тому, что предпочитаю обувь на
низком, удобном ходу, я рысила за дамой. В душе бушевал восторг. Ай да Лампа!
Нашла бабу, которая велела Игорю подсунуть Аллочке отравленную водку. Теперь
дело за малым. Надо посмотреть, куда она так спешит. Рано или поздно особа
достигнет своей цели, придет либо домой, либо на работу. Дальше просто,
установлю имя и…
На всей скорости дама влетела в толпу,
клубящуюся у метро, я ускорила шаг, потом побежала, но, увы, незнакомка
исчезла, словно кусок мороженого на солнце, растаяла, не оставив, в отличие от
пломбира, никаких следов. Чуть не плача, я заметалась по площади. Слева ларьки,
справа какие-то магазинчики, повсюду двери, люди, кишащее человеческое море. В
полном отчаянии я влетела в холл станции метро и увидела на полу, около урны
скомканное пальто. Сверху лежала кепка. Я машинально подняла шмотку и помяла в
руках.
Меня охватила лютая злость. Упустила! Вот
хитрюга. Может, она сообразила, что ее преследуют? Хотя навряд ли, я была очень
осторожна. Просто тетка на всякий случай тщательно законспирировалась.
– Вы из одного детдома? – спросил
мужик, торгующий в вестибюле газетами.
– А? – отвлеклась я от созерцания
брошенных шмоток.
– Только что одна влетела, –
засмеялся лоточник, – пальто как у тебя и шапка, хламиду сняла, на пол
швырнула, кепчонку кинула и на эскалатор.
– Можете описать женщину? –
бросилась я к газетчику.
Дядька призадумался.
– Такая! О!
– Какая?
– Ну… О!
– Что значит «О»?!
– Э… при фигуре, – попытался
выразить мысли словами торгаш, – в ярко-красной куртке, прям пожар!
– Лицо красивое?
– У! Не заметил, волосы мешали.
– Длинные?
– Не.
– Короткие?
– Не.
– Так какие?
– Ну… О! Челка!
– Светлые?
– Не.
– Черные?
– Не.
Я почувствовала себя мухой, пытающейся вылезти
из варенья.
– Будь человеком, попробуй хоть
что-нибудь вспомнить!
– Ну… пальто швырнула и деру, –
наморщил лоб мужик, – гляжу и думаю: «О!»
– Больше ничего? – с тоской спросила
я. – «О» и все?
– Отвали, – рассердился
газетчик, – чего привязалась. Вам какую газету? Свежей нет! Вчерашняя
осталась, – он принялся выполнять свои профессиональные обязанности.
Я пошла к двери, толпа горожан, спешивших в
подземку, толкалась, лягалась и возмущалась.
– Вот прет, не глядя!
– Тут вход, тетка.
– Чего встала, рот раскрыла, делать не
фиг? Сиди дома.
Наслушавшись «комплиментов», я протиснулась на
улицу, прошла чуть вперед и была остановлена возгласом:
– Дама! Эй, в кепке, обернись, тебя зову!
Я повернула голову.
– Вы меня?
– Тебя, растяпа, – засмеялась
женщина, сидевшая возле лотка со всякой ерундой, – чего, за кошельком
вернулась?
Я захлопала глазами.
– Нельзя такой раззявой быть, –
укоризненно продолжала торговка, – уж мы орали тебе, орали!
– Зачем? Я ничего не слышала.
