По спине Елены Валентиновны побежал пот, о
похоронах крошки она и не подумала.
– Посидите тут, – велела врач
Валентине, – я скоро вернусь, меня срочно в реанимацию вызывают.
– Конечно, конечно, – закивала
та, – извините за беспокойство.
Елена опрометью бросилась в коридор, вытащила
мобильный и соединилась с Богодасысром.
– Что за дела? Тут пришла твоя жена!
– Валька?
– Да. Хочет младенца похоронить!
– Дура! Кретинка! – принялся
плеваться огнем директор. – Вечно без мыла в задницу лезет!
– Она не в курсе?
– Нет, конечно! Считает, что он и впрямь
помер! – бесновался Богодасыср. – Ишь какая! Мне ничего не сказала!
Поперлась! Внучок он ей! Ну… Ну…
– Успокойся, – рявкнула
Исаева, – только скажи, как мне поступить?
Директор замолчал, потом заявил:
– Скажи кретинке: Мария Кирилловна давно
тело забрала.
Так и поступили, вопросов больше не возникало.
Валентина ушла, а Елена постаралась забыть содеянное. Она оправдывала себя
простой мыслью: мальчику лучше в приюте. Дома он никому не нужен: ни
малолетней, глупой маме, ни сверхэгоистичной бабушке, ни деду, больше всего
думающему о своей карьере. Ребенка начнут третировать, пусть уж лучше в детдоме
живет, может, усыновит его кто.
– И Алла ничего не заподозрила? –
удивилась я.
– Нет.
– Не спросила свидетельство о смерти?
Елена Валентиновна щелкнула языком.
– Маленькая, наивная дурочка, впавшая в
депрессию. Да ей и в голову не пришло, что какие-то бумаги в подобных случаях
выдают. Бабушка привезла ее в клинику и увезла отсюда. Уж не знаю, чего она ей
потом наплела. Может, сообщила, что не зарегистрированные в загсе младенцы
вроде как и не люди? Ну, свидетельства о рождении не выдавалось, следовательно,
и бумаги о кончине нет. Очень я надеялась, что больше никогда не услышу об этой
истории. Ан нет!
Исаева замолчала.
– Раз уж начали, так довершайте
рассказ! – воскликнула я. – Что вы еще сделали? Это связано с
мальчиком?
Елена кивнула.
– Да, чуть больше трех лет с той истории
прошло. Кстати, Богодасыср с блеском сдержал все свои обещания. Риточка
получила медаль и без проблем оказалась в вузе.
Как раз в тот самый день, когда списки
поступивших вывесили у входа в вуз, Елена Валентиновна, счастливая донельзя,
шла от метро домой. В душе у нее пели птицы и распускались розы. Риточка –
студентка! Кстати, начав получать в школе отличные оценки, девочка словно
расправила крылья, научилась себя уважать, перестала робеть у доски, впадать в
панику на контрольных, и сейчас Елена понимала: дочка сумеет справиться с учебой
в институте, получит профессию, устроится на отличную работу, выйдет замуж.
В приподнятом настроении врач зашла в
супермаркет, радостное событие хотелось отметить. Выбрав бутылку шампанского,
Елена толкнула тележку и задела случайно невысокую женщину, одетую во все
черное.
– Извините, – воскликнула Исаева.
Покупательница повернула голову, повязанную
черным платком.
– Ничего, – тихо ответила та, –
мне не больно. Добрый день.
– Здравствуйте, – машинально
подхватила разговор Елена, – простите, мы знакомы?
– Я Валентина, – дрожащим голосом
произнесла закутанная в траур незнакомка, – приходила к вам в кабинет,
хотела тело внука для похорон забрать.
Елена попятилась и от неожиданности ляпнула:
– Господи, что с вами случилось? Вы же не
старая женщина, а так жутко выглядите!
В ту же секунду она прикусила язык. Валентина
на самом деле походила на столетнюю бабку, которая коротает жизнь, посещая
церковь и кладбище. На лице у нее не было ни грамма косметики, из-под низко
надвинутого на лоб платка выбивались полуседые пряди волос, она была в
бесформенном черном одеянии, и не понять с первого взгляда, что за вещь
нацепила Валентина: то ли платье, то ли халат.
– Простите, – залепетала
Елена, – я не хотела вас обидеть.
Валентина поправила платок.
– После смерти сына у меня просто руки
опустились, ни о чем думать не могу.
Елена пришла в еще большее замешательство.
Внезапно Валя схватила Исаеву за плечо.
– Послушайте, пойдемте ко мне, помянем
Алешу.
Врач вздрогнула и попыталась отказаться.
– Но, право, мне неудобно…
– Дома никого нет! – лихорадочно
выкрикнула Валентина. – Я одна сижу. Вот от тоски в магазин подалась,
плохо мне, не передать словами! Письмо недавно от сына пришло, голова
закружилась, ничего не понимаю, вы уж не бросайте меня, умоляю!
Что оставалось делать Елене Валентиновне?
Пришлось, забыв про собственный праздник, принимать участие в чужом горе.
Сначала помянули Алешу, выпили за упокой души.
Сказать, что Елене было некомфортно, – это не сказать ничего. Нехитрая
закуска не лезла врачу в горло, хорошо, хоть Валентина не рыдала. Но, опрокинув
в себя пару рюмок, несчастная женщина вдруг начала рассказывать свою жизнь, и
Исаевой стало совсем кисло.
Домой она пришла, ощущая себя больной, упала в
кровать, попыталась заснуть, но сон не шел. Перед глазами стояла Валентина,
замотанная в черный платок, а в ушах звучал тихий, скорбный голос:
– Одна я на всем свете. С мужем
разводиться хочу, не нужна никому. Хоть бы господь прибрал меня к себе. Может,
оно и правда про тот свет? Вдруг с Алешенькой встречусь?
Несколько дней после общения с Валентиной
Елена ходила сама не своя. Обманывая Аллу, Исаева не испытывала никаких мук
совести. Во-первых, она желала увидеть дочь студенткой, а во-вторых, искренне
полагала, что таким, как Вяльские, ребенок не нужен.
Богодасыср тоже не походил на любящего
дедушку, отец ребенка, Алексей, ни разу не пришел в клинику к Алле. Но вот о
Валентине Елена в момент, когда затевалось дело, не знала, сообразила о том,
что у директора имеется жена, лишь когда Валя заявилась к ней в кабинет с
просьбой выдать тело. Богодасыср тогда обозвал жену идиоткой. Но сейчас Елена
хорошо поняла: Валентина единственная из родственников несчастного малыша,
которая могла бы о нем позаботиться. Более того, мальчик нужен ей, а она ему.
