И тут в дверь позвонили. Хозяйка загремела
замком, в квартиру вихрем влетела женщина, одетая в пронзительно-красный
костюм. В темной прихожей сразу стало светлее. У незнакомки на голове
лохматились ярко-рыжие пряди, лицо украшали огромные жгуче-карие глаза.
Казалось, что стройная особа испускает лучи света и пучки бьющей во все стороны
энергии.
– Тетя Маша, – воскликнула
она, – психотерапевта привезу завтра, рано, в девять утра. Вы уж
постарайтесь проснуться.
– Не надо, Олеся, – холодно ответила
старуха.
Олеся всплеснула руками.
– Снова здорово! Договорились же! За Аллу
надо бороться!
Мария Кирилловна выпрямила спину и,
торжественно ткнув в меня пальцем, сообщила:
– Поздно. Вот она сейчас идет в милицию,
с заявлением!
– Каким? – попятилась Олеся.
– Алла у женщины коляску украла и
продала, – заявила Мария Кирилловна, – такое не прощают. Ее теперь
хорошенько накажут, ну и правильно.
Олеся переменилась в лице, ухватила меня за
руку и потащила на лестницу со словами:
– Ну-ка, двигай со мной, есть о чем
поговорить.
Глава 12
Пальцы субтильной девушки оказались цепкими, а
бицепсы железными. Крепко держа меня за плечо, Олеся распахнула дверь соседней
квартиры и велела:
– Входи.
Я вошла в коридор и поняла, что нахожусь в
апартаментах-близнецах. У Олеси оказалась точь-в-точь такая же жилплошадь, как
и у Марии Кирилловны, только комнаты располагались не с левой, а с правой
стороны коридора.
– Ты врешь, – топнула ногой Олеся,
впихивая меня в кухню, – Алка не могла коляску спереть!
Я тяжело вздохнула.
– Хорошо ее знаешь? Давно дружите?
– Мы сестры.
– Кто? – вырвался у меня возглас
удивления.
Олеся сердито пояснила:
– У нас один отец, а матери разные. Я об
Алле знаю все! Небось, тебе Мария Кирилловна сейчас небылиц наговорила про
пьянство!
– «Небылицы» в данной ситуации неверное
слово, – усмехнулась я. – Алла лежит в пустой комнате, прикрытая
рваным одеялом, в состоянии алкогольного опьянения. Понимаю, что тебе неприятно
слышать подобные заявления, но она алкоголичка, которая живет воровством.
– Неправда!
– Загляни-ка в ее спальню!
– Я не в том смысле. Алла честная,
копейки не возьмет, – закричала Олеся, – миллион рядом лежать будет,
и она не прикоснется. Да, распродала вещи, но ведь шмотки принадлежали ей!
– Насколько я понимаю, комната давно
пустая, – заявила я.
– В общем верно, – сбавила тон
Олеся, – но Алуська не тырит чужое!
– Откуда же деньги на водку?
– Я даю, – тихо ответила Олеся.
– Вот уж глупость, – вырвалось у
меня, – зачем же создаешь благоприятные условия для алкоголички? Такого
человека надо, наоборот, лишить всякой возможности пить горячительные напитки,
глядишь, и выздоровеет!
Олеся повернулась к плите.
– Не крала Алка коляску, ей ее подарили!
– Подарили? Кто? С какой стати? –
спросила я.
Олеся молча поставила передо мной кружку
теплого, некрепкого чая и сказала:
– Попытаюсь объяснить, хотя непросто
будет! Во всем случившемся в конечном итоге виновата Мария Кирилловна.
– Она тут при чем? – мигом
расплескала я чай.
Олеся взяла губку, ловко ликвидировала
безобразие и сказала:
– Ты слушай. Маму Олеси звали Светланой,
очень милая женщина была, тихая, спокойная, не чета бабке. Мария Кирилловна
только прикидывается доброй и интеллигентной, на самом деле она злобная
хабалка, уж поверь мне. Всем жизнь покорежила, начала с дочери.
Я навострила уши. А Олеся продолжала
рассказывать, впрочем, пока ничего нового я не услышала.
Родители у людей бывают разные. Одни, эгоисты
до мозга костей, зовут малышей спиногрызами и стараются вырастить их, особо не
тратясь: ни морально, ни материально. Вторые, наоборот, изо всех сил опекают
чадушек, выполняя любые, порой самые наглые их прихоти. Редко встречаются
матери, у которых эгоизм гармонично сочетается с нежной заботой.
Я, будь у меня выбор, предпочла бы жить у
первой категории мамаш. Прошпыняет все детство, в четырнадцать лет выгонит из
дома, плыви дальше сама. Но именно из таких, рано кинутых в море жизни детей и
формируются сильные, самодостаточные личности, умеющие лихо справляться с
обстоятельствами и добивающиеся в конце концов успеха. Намного хуже обстоит
дело с теми, с кого матери сдувают пылинки.
Света была из последних, причем Мария
Кирилловна оказалась самым опасным из всех возможных вариантов родительниц:
капканом, спрятанным внутри пухового одеяла, или иголкой в пирожке с вареньем.
Мария Кирилловна не отпускала дочь от себя ни
на шаг. Несчастная Света была лишена всех ребячьих радостей. Ей запрещалось
кататься на санках, на коньках, прыгать через скакалочку, потому что мама
нервничала, опасаясь за здоровье ребенка. Свете предписывалось весь день сидеть
дома и готовить уроки. Причем такая опека Марии Кирилловны не мешала последней
вести активную светскую жизнь: ходить в театры, на концерты, бегать по
магазинам и пить чай с подружками. Работу мать тоже не бросила. Со Светой
сидели няни. Любой другой ребенок, достигнув подросткового возраста, взбесился
бы, но Светлана, даже справив восемнадцатилетие, покорно подчинялась матери.
Когда девушка получила аттестат и поступила в
выбранный мамой институт, ее стало невозможно держать дома, и Мария Кирилловна
резко изменила тактику. Теперь она, услыхав, что Светлана собирается после
занятий в кино, мгновенно падала на диван и заявляла:
– Господи, у меня инфаркт!
