– В седьмой, – откликнулась Алла и
повернулась ко мне. – Говорят, что в таком состоянии человек не
воспринимает окружающий мир. Только…
– Что? Ну скажите, – взмолилась я.
Алла посмотрела на Лялю.
– Сколько лет в реанимации работаю, а
привыкнуть не могу. Другие спокойные, обращаются с больным словно с табуреткой.
А я не научилась, жалко всех до слез. Это очень плохое качество, оно в нашем
отделении лишь мешает. Слышит ли она тебя? Если почитать учебник, то там
написано: нет. Но ведь не все же тут умирают, кое-кто выкарабкивается и потом о
своих ощущениях рассказывает. Знаешь, часто говорят: «Лежу, пошевелиться не
могу, руки-ноги не действуют, глаза не видят, но уши слышат». А еще у нас
доктора первоклассные, в особенности один, Алексей Иванович. Знаешь, что он
родственникам предлагает, когда больной в себя не приходит?
«Сядьте, – говорит, – около,
возьмите за руку и просите: «Мама, папа, бабушка, любимый, дорогая, не уходите
от меня, не бросайте…» Раньше говорили «отмолить» несчастного у бога, а вы
упрашивайте человека вернуться. Если захочет – останется!»
– И срабатывает? – прошептала я.
Алла кивнула.
– Случается. Иной раз такие встают,
только диву даешься. Живого места не было, надежды никакой, а выкарабкался.
Наверное, и впрямь слышат.
– Можно мне с Олей поговорить?
Алла качнула головой, потом открыла шкаф,
стоявший у двери, вытащила оттуда бахилы, круглую шапочку из прессованной
бумаги и довольно длинный халат из такого же материала.
– На. Только надолго не оставлю.
Я нацепила одеяние, пододвинула к койке
железную табуретку, выкрашенную белой краской, взяла Олю за тонкую руку и
вздрогнула. Кожа у Ляли оказалась холодной, липкой, словно чешуя заснувшей
рыбы.
– Олечка! Очнись! Пожалуйста, посмотри на
меня!
Серо-желтое лицо осталось неподвижным.
– Лялечка, ты нужна нам!
Никакой реакции.
– И Гене, – вырвалось у меня, –
ну как он без тебя жить станет? Маленький, беспомощный, такому мама просто
необходима, да и взрослому она понадобится.
Губы Оли дернулись.
– Ты меня слышишь?
Ноздри тонкого носа вздрогнули.
– Все будет хорошо. Тебя лечат лучшие
врачи. А Гена дома, – бойко частила я, – он совершенно здоров,
веселый, счастливый. Геночка ждет маму, ты обязана поправиться, Генуся…
– Лампуша, – прошелестел тихий голос
Кати, – не надо, она в коме.
Я повернула голову.
– Нет, Оля слышит, у нее губы шевелятся.
– Это рефлекторные подергивания.
– Ты не права! Ляля реагирует на имя
Гена.
– Поехали домой!
– Мы оставим ее тут? Одну?
– Лампуша! Олечка в реанимации, здесь
круглосуточный уход, – ласково сказала Катя.
– Но…
– Увы, помочь мы ей ничем не сможем.
– Она меня слышит!
– Нет.
Я повернулась к кровати и тихо сказала:
– Лялечка, не волнуйся, Геночка в
кроватке, спит спокойно.
Веки несчастной вдруг распахнулись, и на меня
глянули огромные, бездонные, отчего-то не голубые, а черные глаза.
– Вот! – закричала я. – Катя!
Она видит!
Подруга быстрым шагом подошла к изголовью.
– Глаза закрыты.
– Но только что они глядели!!!
– Пошли, – потащила меня
Катюша, – ты просто переутомилась.
Я попыталась сопротивляться, но на помощь
почти бестелесной Катюше пришла Аллочка. Крепкими руками она схватила меня и
тотчас же выставила в коридор.
Глава 5
В машине я талдычила словно заведенная:
– Она слышит! Да! Точно!
Лиза, Юля и Кирюша молчали, Катя тоже
беззвучно управляла машиной. За всю дорогу никто из них не произнес ни слова.
– Вещи возьмите, – отмерла Катя у
дома.
– Какие? – прошелестела я.
– Вон пакет, в больнице дали, там одежда
Оли.
Я взяла полиэтиленовую сумку.
Обнаружив на кухне Костина, я налетела на
него.
– Ну что?
– Ты о чем? – буркнул Вовка.
– Гену нашли?
– Нет.
– А уголовника?
– Какого? – мрачно осведомился
Костин.
– Того, ударившего Лялю.
– Нет!
Я стукнула кулаком по столу.
– Безобразие! Чем только ты занимался!
Вовка покраснел, потом посинел, затем, глубоко
вздохнув, велел:
– Сядь.
Я плюхнулась на стул.
– Ну.
– Похоже на то, что Лялю ударил наркоман,
человек, который ради очередной дозы готов на все. В большом городе много
людей, сидящих на игле, и если у них начинается ломка, то все. Тормоза сносит
сразу. В подобный момент «торчок» способен убить мать, отца, своего ребенка, не
говоря о чужой бабе, которая, как на грех, попалась ему на пути. Выдернул сережки
из ушей, сорвал цепочку с кулоном и был таков.
– Прекрасная версия, – обрадовалась
я, – давай, начинай рыть.
– Где?
– В среде наркоманов, переберешь всех и
найдешь!
Вовка хмыкнул.
– Лампа, их тысячи, на учете у врачей
единицы, остальные либо не лечатся, либо пытаются скрыть пагубное пристрастие.
Наркоманом может быть добропорядочный служащий, который на полчаса превратился
в неуправляемого зверя. Достал дозу и снова имеет вполне приличный вид. Убийца
Оли…
– Она жива!
Вовка крякнул, я вцепилась пальцами в стол.
– Оля выздоровеет!
Костин вытащил сигареты.
– Выйдет из больницы, – продолжала
я, – подойдет к тебе и скажет: «Володя! Ты не сумел установить личность,
которая чуть было не отправила меня на тот свет. Ладно, в конце концов это,
может, и неважно. Но где мой сын? Что случилось с Геночкой? Как мне жить
теперь, потеряв ребенка?»
