— Вы любите футбол, как Спенсер? — спросил Генри у Перси.
— Отнюдь. Да и Спенсер в свое время был страстным поклонником «Лондон айриш».
— В свое время?
Спенсер развернул свое кресло и вступил в разговор.
— Мне теперь не так просто выбираться из дому, как раньше. А смотреть игру по телевизору — совсем не то что болеть за свою команду, сидя на стадионе, — пояснил он.
— Это верно. Насколько легко вам удается справляться с инвалидным креслом?
— Слушайтесь докторов, — посоветовал Спенсер вместо ответа. — Я вот не слушался, и смотрите, что со мной стало. Боюсь, я немного слишком упрям. И Астрид, как видно, унаследовала мое упрямство.
— Вынужден признать, что вы правы. Она, несомненно, точно знает, чего хочет, — сказал Генри.
— Прямо в точку, — согласился Спенсер. — Но мы любили эти игры. Знаете, когда я попал в это клятое кресло, девочки пару раз пытались доставить меня на стадион. Но им было трудно. У меня сердце кровью обливалось от того, как они мучились. И я сказал, что больше я туда не поеду.
— Да, он часто водил обеих девочек, когда они были маленькие, на стадион, смотреть игры. По-моему, у Астрид в спальне даже висел плакат с портретом какого-то игрока...
— Чей это был протрет, Астрид? — спросил Перси.
— Мама!
Астрид покраснела. Бетанн накинулась на мужа:
— Хватит уже! Замолчи!
— Так чей портрет висел у вас на стене? — спросил Генри.
— Ваш! — выпалила Астрид.
Сидевшие за столом рассмеялись.
— Она была страшно влюблена в вас, когда вы только стали играть в той команде, — сказала Мэри.
— Мама! — Астрид густо покраснела. И редкий случай, не смогла найти что сказать. Здесь, среди людей, которые лучше всех ее знали, она не могла возводить защитные барьеры.
— Ну, Бетанн была влюблена в Рональда Китинга, когда была уже взрослой.
— Он очень умный, — заметила Бетанн.
— Но совсем не то, что я, — сказал Перси.
— Мне могут нравиться мужчины и не похожие на тебя, — сказала Бетанн.
— Нет, не могут, — усмехнулся Перси.
Разговор продолжался в таком же духе. Астрид наклонилась к Генри:
— А вы в кого тайно влюблены?
— Ну... боюсь, ни в кого.
— У вас на стене не висит портрет какой-нибудь знаменитости?
Генри отрицательно покачал головой. Он никогда не стремился к женщинам-мечтам, до которых не смог бы дотянуться, предпочитая ставить перед собой достижимые цели.
— Ну же, признайтесь, какая женщина вам нравится? — поддевал его Перси.
Генри взял под столом ее руку:
— Астрид.
— Прекрасно, — сказала Бетанн. Она улыбнулась Генри, и он понял, что ее беспокойство улеглось, по крайней мере временно.
День в доме ее родителей постепенно перешел в вечер. Было уже больше десяти часов, когда Генри остановил машину у дома Астрид.
Весь день Генри был просто великолепен.
— Спасибо, — сказала она, невольно расслабившись. Ее голова лежала на подголовнике сиденья, и она только чуть-чуть повернула ее, чтобы посмотреть на него.
— За что?
Он не выключил радио в машине, и оно продолжало играть. Тихо-тихо. Американская группа. Песня «Плати за то, что получаешь». И она вдруг поняла, что человек неизбежно расплачивается за свои поступки, какое бы положение он ни занимал в этом мире. Это была песня о карме. Она чувствовала, что сегодня ее карма не пострадала.
Сегодня она убедилась: Генри действительно таков, каким ей казался. Он очень легко поладил с ее семьей, хотя мог бы дважды и трижды купить их всех, если бы пожелал. Он стал своим, чего никогда нельзя было сказать о Даниеле. Да Даниель никогда и не знакомился с ее семьей, хотя их роман длился больше года.
— За то, что поладили с моими родными.
— Мне понравилась ваша семья. Хотя я не сразу понял, что ваш отец поддразнивал меня, когда говорил, что предпочитает регби футбол.
Астрид улыбнулась:
— Он всегда такой. Но совершенно безвредный.
— Я знаю. Он мне очень понравился. Напомнил моего отчима.
— Чем именно?
— Тем, как он ведет себя с вами и вашей сестрой. Как любит вашу маму. Сразу видно — семья очень много значит для Спенсера. И для Гордона тоже.
— В самом деле? Я ему это скажу. Он будет очень доволен.
— А на стадион он больше не ходит из-за инвалидного кресла? — спросил Генри.
— Да. Ему трудно двигаться в кресле по трибунам. А до наших мест непросто бывает добраться.
Они пару раз пытались съездить на стадион, но это оказалось безумно тяжело. И отец начинал сердиться на самого себя за то, что превратился в беспомощную развалину.
— У меня есть ложа на стадионе. Как думаете, ваши родные согласились бы приехать туда на матч?
— Конечно, — сказала она. — А вы действительно могли бы их пригласить? Такие ложи обычно используют для представительских целей.
— Я использую свою ложу как хочу, — сказал Генри. — Я хозяин.
— Вам нравится это повторять, правда?
— Да. Я — лидер.
— Всегда?
— Да. За исключением своих первых игр, я всегда владел обстановкой. Всегда хотел знать, что каждый находится там, где ему должно быть.
Это у него получалось. Она подозревала, что именно из-за его внешнего дружелюбия многие не могли разглядеть стальное ядро у него внутри. Очень незаметно он направлял события и людей туда, куда ему хотелось.
И ее тоже?
Астрид сказала себе, она — единственная женщина, которая видит, что за человек скрывается под маской, освещенной прожекторами шоу Четвертого канала. Но она не была вполне уверена.
Она быстро поняла — Генри очень умело отворачивает прожектора от своего истинного «я». У него, как и у нее, были секреты, которыми он не делился.
— Пригласите меня наверх, — сказал он.
— Я думала об этом.
— Прекрасно. — Он выскочил из машины, обежал ее и распахнул перед ней дверцу. Это было старомодно, но это был знак уважения.
— Я еще не пригласила вас наверх, — сказала Астрид.
Когда он протянул руку, чтобы помочь ей выйти из машины, она почувствовала себя гораздо свободнее.
— Знаю. Но вы собираетесь это сделать.
В ответ она рассмеялась. Он умел найти подход к кому угодно. Сегодня она видела, как легко он очаровал ее отца-таксиста, ее сестру-юриста, ее деверя.
