– Вообще-то вполне естественное побуждение любой
спецуры.
– А кто спорит? – пожал плечами Костя. – Но
откуда он так быстро вытащил мою «подлинную харю», то бишь Утюга? Есть у них
агентурка на Руси, кто ж спорит, но не смогли бы так быстро прокачать данные,
влезть в систему… И потом. Какое тут запугивание, какая перевербовка? Если он
профессионал – а на то смахивает, – должен же был понимать, что крутой мэн
из криминала не потечет в момент, едва ему расскажут, кто он такой есть и какую
кличку носит. А он…
– Слушай, Костик из будущего, – сказал
Каюм. – Вот тебе очень простая инструкция. Отныне и впредь не забивай себе
голову этим инцидентом. Абсолютно не забивай. Понятно?
– Понятно, – сказал Костя дисциплинированно.
Разумеется, ни черта тут не понятно. Кроме одного: судя по
реакции Каюма и этой самой «очень простой инструкции», носившей силу приказа,
насильственное приглашение в гости было то ли заранее предсказано, то ли вообще
спланировано в рамках операции. Давно служим, привыкли видеть за недомолвками и
странностями игру…
– Но Джинну-то жаловаться? – спросил он серьезно.
– Обязательно, – сказал Каюм, ни секунды не
раздумывая. – Рвани рубаху на пузе, бездоказательно и эмоционально напади
на Скляра. В том ключе, что не было у нас здесь допрежь проколов, пока со
Скляром не спутались… И вот что запомни накрепко. Сейчас это Джинну не
выкладывай, но непременно прибереги на потом: пока они тебя выдерживали в
камере, не только все вещички из карманов вытряхнули, но и куртку зачем-то
отобрали, вернули только перед уходом. Понял?
– В точности.
– А что там за поручение, кстати?
– А это тоже интересно, – сказал Костя. – К
ювелиру я носил некую штучку в пакетике, похожую на ощупь на шейные «Заслуги» с
мечами, как оно впоследствии и оказалось. Вот только номер на этих «Заслугах» в
точности такой, как у Степы Шагина. Сорок второй.
– Не ошибся?
– Ни фига подобного. Я Степин номер наизусть помню. Не
так уж и много шейных «Заслуг» у нашей теплой компании.
– Это интересно, – задумчиво проронил Каюм. –
Весьма. Что ювелир мог делать с регалией?
– Если подумать, то ничего другого, кроме как перебить
номер. То-то он передо мной тряс оборотной стороной, где как раз номерок и
помещается…
– От нас утечки быть не может, – подал сзади голос
Сергей.
– Кто спорит? – пожал плечами Каюм. – Вы у
нас ребята железные, за все двадцать лет не было ни утечек, ни гнили. Вот
только загвоздочка в том, что любой наградной документ проходит через полсотни посторонних
рук. Впрочем, это еще не факт, что именно шагинский номерок они и имели в виду,
тут может оказаться чистое совпадение. Хотя я и не люблю таких поганых
совпадений… Ладно. Сейчас едем в кабак, Джинн встречает какого-то деятеля из
свободной прессы, гусь западный, импортный. Костя, там ты перед Джинном немного
и потанцуешь, только не перегибай палку. А вечерком, друзья мои, наконец-то
разрешено устроить «библиотечный день».
– Вот это – с полным нашим удовольствием, –
оживился Сергей.
– Дети малые, – проворчал Каюм. – Все бы вам
бабахать.
– Ну не всем же дано быть тишайшими Штирлицами,
Каюмчик…
…Этот подвальный кабачок, хотя и снабженный, согласно
здешним законам, вывеской на «государственном» языке и хозяином самой что ни на
есть коренной национальности, на деле был куплен Джинном с потрохами и давно
превращен в одну из штаб-квартир для второстепенных дел. А потому в крохотном
вестибюльчике у стойки крохотного гардероба восседали на стульях два
мрачноватых верзилы – вторая линия обороны на случай, если кто-то непосвященный
все же пренебрежет табличкой «Простите, свободных мест нет», так никогда и не
снимавшейся с входной двери.
Всех троих эти два угрюмых хмыря уже прекрасно знали, но все
равно проводили столь тяжелыми и цепкими взглядами, словно готовы были вот-вот
шарахнуть в спину из тех стволов, что прятали под куртками. Если отвлечься от
личных антипатий и подходить исключительно с профессиональной точки зрения,
они, собственно, держались грамотно, не позволяя себе ни на миг расслабиться.
Умел Джинн подбирать кадры, что уж там. Потому и гулял до сих пор на свободе,
избежав всех прежних капканов…
И внутри, в небольшом сводчатом зальчике, переделанном из
средневекового купеческого подвала (старинный дом когда-то принадлежал
ганзейским торговым людям), имелась последняя линия обороны – меж длинных
столов в углу, где разместился Джинн с компанией, на скудно освещенном пустом
пространстве грамотно расположились еще двое, один определенно славянского
облика, другой, несомненно, чеченец. Сидели так, чтобы при нужде, прикрывшись
опрокинутыми столиками, поливать вход перекрестным огнем, пока Джинн
воспользуется потайным ходом. У троицы, конечно, не было случая как следует
обследовать этот кабачок, но потайной ход просто обязан тут быть, учитывая
привычки Джинна к обустройству на всяком новом месте. Во Владикавказе он ушел
из рук как раз благодаря затее с двумя смежными квартирами, о чем ни опера, ни
группа захвата не подозревали до самого последнего момента… Вероятнее всего,
какая-то из темных высоких панелей…
Джинн мельком глянул на них, сделал приглашающий жест и
продолжал с преувеличенным вниманием слушать соседа, азартно жестикулировавшего
так, что в подвале чувствовался легкий сквознячок. Лет пятидесяти, зато одет
по-тинейджерски, броско и легкомысленно, блестящую лысину компенсируют
битловские патлы до плеч, по-западному раскован в пластике, прямо-таки сияет и
сверкает от того, что оказался среди заядлых борцов за свободу, чья жизнь так
бурна и насыщенна по сравнению со скучным и размеренным до тоски бытием
благополучной Европы… Очень может быть, воображает себя Хемингуэем в осажденном
Мадриде, волосан хренов…
За столом присутствовала и блондинка-активистка – оказалось,
кличут ее Мартой, а вот фамилию Костя с Сережей ни за что не сумели бы
повторить с ходу по причине ее совершенной непроизносимости для славянского
человека. Активистка со щенячьим восторгом рвалась посвятить лысого в
развернутую и подробную историю своей благородной деятельности на благо
независимой Чечни, а тот, хотя и слушал ее щебетанье с деликатностью воспитанного
европейца, сразу видно, охотнее общался бы с героическими «барбудос». Зато его
спутница, красивая, коротко стриженная блондинка, в разговор практически не
встревала, покуривала себе с видом отрешенным и загадочным, так что и
невозможно было пока определить, из каких она мест и кто будет.
Скляр поглядывал на Костю так, что было ясно: ничего он не
забыл и прощать не собирается. Ну и черт с ним, можем усугубить… Плеснув себе в
чистый бокал, Костя задумчиво созерцал незнакомую блондинку – довольно откровенно,
как и полагалось не обремененному правилами хорошего тона питерскому бандюку,
так, что она в конце концов поерзала на стуле, захлопала длинными загнутыми
ресницами. Разумеется, не стоило ей объяснять, что главным объектом внимания
для него были не ее голые плечики, а сидевший рядом Джинн.
