– Ты завтра придешь и извинишься, – сказал Доминик. Он был таким чужим, высокомерным и самодовольным, что гнев снова охватил Мэдлин.
– Лучше я сгорю в аду, – заявила она и резко рванула с пальца перстень, украшенный сапфирами и бриллиантом. – Мне нужен настоящий мужчина, – прошипела Мэдлин, – а не старик, не способный ответить на сильное чувство!
Доминик отвернулся, перстень попал в спину. Теперь, вспоминая эту безобразную сцену, Мэдлин понимала, что Доминик хотел поскорее уйти, не хотел отвечать оскорблением на эту непростительную насмешку. Он всегда болезненно переживал разницу в их возрасте. Теперь Мэдлин знала: она должна была радоваться, что он не ответил ей. Доминик почувствовал легкий удар, остановился, медленно повернулся и увидел перстень, лежащий на ковре.
– Предупреждаю тебя, Мэдлин, – приглушенным голосом сказал Доминик и усмехнулся. – Остановись, пока не поздно.
Но Мэдлин была слишком взбешена, чтобы слушать, слишком унижена, чтобы о чем-то думать. Она уже не владела собой, не могла сдержать горьких слов, которые слетали с ее дрожащих губ.
– Я тоже предупреждаю тебя. – Рыдания душили ее. – Теперь ты уйдешь отсюда, и я найду тебе замену, прежде чем ты дойдешь до дома!
– Вот как? – протянул Доминик, и Мэдлин стало страшно.
Она откинулась на подушки, ей показалось, что он сейчас убьет ее, так холодно сверкнули его серые глаза. Но Доминик только нагнулся, поднял перстень, повертел его в руках, потом снова взглянул на Мэдлин.
– Если ты готова извиниться, знаешь, где меня найти.
Он положил перстень в карман и пошел к двери.
– Я не шучу, не шучу! – завизжала Мэдлин ему в спину.
– Я тоже, – сказал Доминик и вышел.
Мэдлин была слишком горда, чтобы отступить под угрозой. И слишком наивна, чтобы осознать свое поражение. Через час дом был полон гостей, и Мэдлин бурно веселилась, стараясь выбросить все из головы.
И возможно, утром она забыла бы горечь обиды и злые духи уже не терзали бы ее. Она могла бы пойти к Доминику и умолять о прощении. Но все повернулось иначе. Поздно вечером Доминик решил взять инициативу на себя. В доме Гилбернов шло такое веселье, что даже многострадальная семья Мэдлин была потрясена.
Входная дверь оставалась незапертой. Доминик вошел в полутемную гостиную, пропахшую сигаретным дымом и вином. Он зажег верхний свет и увидел с десяток удивленных лиц. Увидел Мэдлин, лежащую на софе с молодым человеком. Она встречалась с ним до помолвки с Домиником. Лицо Мэдлин пылало, губы распухли от поцелуев. Злосчастная рубашка высоко задралась, обнажив бедра. Он долго смотрел на нее со странной улыбкой, потом повернулся и вышел.
Мэдлин бросилась за ним, внутри у нее все похолодело, она понимала, что на этот раз ей не удастся искупить свой грех. Она догнала Доминика у машины. Они стояли в темноте, разделенные темным корпусом «феррари», и Доминик высказал ей всю убийственную правду о ее характере. Он говорил на одном дыхании, без пауз, не повышая голоса. Мэдлин слушала молча, не сказав ни слова в свою защиту.
Она и не могла защищаться. Она понимала это, безрассудно бросившись за ним. Знала, стоя у машины и не отводя глаз от его холодного лица, на котором было написано презрение. Слушая его слова, произносимые спокойно и твердо. Родные вернулись домой и нашли ее в таком отчаянии, что потребовалось немало времени, чтобы выяснить, что случилось. Сознание своей вины не позволяло Мэдлин оставить все как есть. Она пыталась звонить Доминику, ей ответили, что он в отъезде и будет не скоро, только к балу в загородном клубе.
Через несколько дней все в округе уже знали, что Доминик Стентон застал свою невесту на месте преступления – в объятьях другого мужчины. Был грандиозный скандал. Мэдлин боялась выйти из дома – повсюду ее преследовали обличительные взгляды. В глазах всех она, конечно, вела себя ужасно, но ничего другого от нее и не ждали. Она подозревала, что многие были рады, что их худшие опасения подтвердились.
– Подожди бала, он выслушает тебя, – советовали те, кто жалел ее. – Он любит тебя, Мэдлин, он, конечно, все поймет.
Всю следующую неделю Мэдлин жила в ожидании бала. Она знала, что Доминик будет там, – его родители выступали организаторами торжества.
Если бы Вики была дома, она бы наставила ее на путь истинный, и Мэдлин не рискнула бы отправиться на бал. Но Вики училась в университете и даже не знала, что натворили Доминик и ее лучшая подруга.
Наступил вечер бала. Когда дочь спустилась вниз, Эдвард Гилберн испуганно посмотрел на нее. Мэдлин выглядела принцессой в шелковом платье лимонного цвета. Облегающий лиф подчеркивал пышную грудь и тонкую талию. Длинная юбка в несколько слоев прозрачного шифона легкими волнами падала вниз. Распущенные волосы шелковистыми прядями покрывали плечи. Она была очаровательна в своей пугающей хрупкости и беззащитности. На бледном, без всякой косметики лице жили только глаза.
Они приехали в клуб, как оказалось, последними. Первый, кого увидела Мэдлин, был Доминик. Он танцевал с красивой белокурой девушкой в кроваво-красном бархатном платье.
Жало ревности вонзилось ей в сердце. Нина сжала ее холодную руку, и Мэдлин ощутила взгляды, с жадным любопытством устремленные на нее со всех сторон. Атмосфера была наэлектризованная, все ждали сцену, которую Мэдлин закатит своему жениху.
– Не волнуйся, – тихо сказала Мэдлин Нине в ответ на ее испуганный взгляд. – Я не собираюсь устраивать скандал.
Она действительно вела себя так, словно ничего не случилось. Не обращая внимания на злорадные взгляды, Мэдлин смешалась с толпой, с кем-то поговорила, кому-то улыбнулась и подошла поздороваться с родителями Доминика. Они тоже решили делать вид, что все в порядке. Последовали, как всегда, объятья и поцелуи. Мэдлин немного постояла с ними, беседуя Бог знает о чем. Она вдруг подумала, что, возможно, Стентоны и не знают, что произошло между ними.
Волнение в зале постепенно улеглось. Мэдлин переходила от одной группы гостей к другой – взрыва бомбы не последовало. Она внимательно следила за Домиником – где он, что делает. Сердце билось неровными толчками, воздух с трудом проходил сквозь сдавленное горло.
Больше часа Доминик не обращал на нее никакого внимания. Когда он наконец-то подошел к ней и сдержанно пригласил танцевать, она почувствовала облегчение.
Он повел ее в танце, она молчала, во рту пересохло, глаза расширились. Кожа вибрировала от прикосновения его рук.
– Я танцую с тобой по требованию отца. Он хочет избежать скандала, – сказал он ей напрямик. – Поэтому ничего не воображай.
– Я люблю тебя, Доминик, – хрипло прошептала Мэдлин.
– Ты даже не знаешь истинного значения этого слова, – насмешливо возразил он и холодно добавил: – Между нами все кончено, Мэдлин. Сделай хоть одно доброе дело в твоей сумасбродной жизни: не устраивай сцен, если не ради нас, то хотя бы ради наших родителей.
