– А как же ребенок – как, по твоему мнению, он будет относиться к ребенку? Взгляд Клеи потеплел.
– О, ребенка он уже очень любит, – сказала она с уверенностью, шедшей из глубины души. Он так заботливо относился к ее телу, так берег ребенка – в этом у нее не было сомнения!
– Мне кажется, ты к нему несправедлива и жестока.
– Кто, я?..
– В отместку за то, что он не любит тебя, ты лишаешь его права дать ребенку свое имя. Это самая настоящая жестокость и страшный эгоизм, совершенно не присущий тебе. Клея. Ты готова принять его заботу о себе и ребенке. Ты собираешься жить с ним как жена. И тем не менее лишаешь его этой важной и очень существенной вещи, которая расставила бы все по местам. И все из-за чего? – беспощадно продолжал он. – Из чувства мести? Или от ревности – потому что он любит ребенка больше, чем тебя?
– Джеймс! – Клея вскочила на ноги, щеки ее пылали от негодования. – Как вы можете говорить мне такое?
Но он продолжал сохранять спокойствие и невозмутимость, не отводя глаз от ее возмущенного лица.
– Тобою движут зависть, обида, ревность и месть, – сурово сказал он. – Подумай хорошенько. И когда ты это сделаешь, приди ко мне и попробуй сказать честно, что лишаешь Макса права отцовства из чистого альтруизма и считаешь справедливым, чтобы малыш рос незаконнорожденным!
– Ну, хватит! – раздался вдруг резкий окрик.
Клея окаменела, не в состоянии произнести ни слова.
Макс обнял ее, защищая от Джеймса. Дрожа от ярости, он окинул непрошибаемого Джеймса холодным, высокомерным взглядом.
– Все это вас совершенно не касается! – произнес он ледяным тоном, так странно звучавшим в этот приветливый теплый вечер. Клея прижалась к нему как загнанный зверек, она все еще не могла оправиться от потрясения. Слишком много ей пришлось пережить в последнее время – тягостные думы, тайные обиды, теперь вот жестокие упреки Джеймса, какой-то непрекращающийся кошмар наяву.
– Да, но меня впрямую касается самочувствие Эми, – возразил Джеймс, сохраняя удивительное спокойствие. – И все то, что происходит с Клеей, сказывается на самочувствии моей жены. В этом смысле и вы, Макс, небезразличны мне.
– Слушайте меня внимательно, Джеймс. То, что я сейчас скажу, я больше повторять не буду, – произнес Макс с каменным лицом, он был страшно зол. – Если, как вы говорите, ваша главная забота – Эми, то зарубите себе на носу: будете еще обсуждать наши отношения с Клеей, я сделаю так, что она вообще больше не будет видеться с вами обоими – и как это скажется на вашей драгоценной Эми?
– Макс… – Клея нашла в себе силы заговорить и умоляюще тянула Макса за рукав рубашки. Она не знала, весь ли их разговор с Джеймсом слышал Макс, но, судя по его страшной реакции – весь. – То, что сказал Джеймс, – неправда!
Макс прижал ее к себе еще крепче.
– Клея, замолчи!
Она старалась заглянуть ему в лицо, смертельно испугавшись, что Джеймс, должно быть, разрушил ту еще не совсем прочную связь, которую они с Максом с таким трудом установили в последнюю неделю. Глаза ее были полны ужаса.
– Я люблю тебя, Макс, – вскрикнула она в отчаянии. – Я люблю тебя! И только поэтому не хотела быть тебе обузой – ни за что на свете я не допустила бы этого! И все те причины, которые назвал Джеймс, здесь ни при чем! Я люблю тебя! Я просто не могла…
– О, господи! – произнес Макс сдавленным голосом, а Клея уткнулась ему в плечо и горько зарыдала.
– На этом я считаю свою миссию законченной, – невозмутимо сказал внешне абсолютно спокойный Джеймс и медленно поднялся со скамейки. Затем он удалился, оставив Макса и Клею одних в темноте – расстроенных и несчастных.
– Клея, – хрипло прошептал Макс.
– Отвези меня домой, Макс, – сказала она, все еще всхлипывая.-Я не хочу здесь больше оставаться. Поедем домой.
– Нет, подожди, – попросил он, притягивая ее к себе поближе. – Подожди! – резко повторил он. Его трясло так же, как и ее. Клея в отчаянии цеплялась за него, она была так испугана случившимся, что плохо соображала. Как все был хорошо до этого злосчастного разговора, теперь все пойдет прахом!
– Макс, пожалуйста!..
– Перестань, Клея, – простонал он. – Да не расстраивайся же ты так! – Макс набрал в груд побольше воздуху и стал медленно выдыхать его стараясь вернуть самообладание. – Давай сядем и…
Клея покачала головой. Она не хотела садиться, не хотела ни на секунду терять божественного ощущения его тела и рук. Она еще сильнее прижалась к нему. Макс мягко вздохнул
– Я должен тебе что-то сказать, – объявил он. – Но я боюсь, что ты заболеешь, если не успокоишься сейчас же. Давай-ка сядь… – Он старался заглянуть ей в лицо, которое она прятал у него на груди, качая головой и отказываясь сдвинуться с места.
– Не оставляй меня! – взмолилась она. Он еще крепче обнял ее.
– Никогда! – страстно поклялся он. – Ни когда. Клея! Я не переживу этого… Ты помнишь как мы впервые увидели друг друга? – прошептал он через некоторое время. – Сквозь стеклянную стену машбюро? – Его щека горячила ее щеку его нежные объятия обволакивали ее тело, голоc действовал успокаивающе. – Мне показалось, что меня переехал поезд, – смущаясь, признался он, с Клея понимающе кивнула – ведь она испытала те же самое. – Я как дурак пытался выкинуть тебя из своей памяти, – мрачно продолжал Макс. – Я взял себе за правило никогда не связываться с женщинами, работающими в компании, и никогда не нарушал его. Такие вещи неизбежно вызывают большие сложности, и мне проще было вовсе не обращать внимания на всех этих многочисленных красоток. – Макс коротко рассмеялся, прекрасно сознавая, как самодовольно все это звучит. Затем он снова помрачнел и тяжело вздохнул. – Но с тобой все оказалось не так легко! Я не мог забыть тебя. Ты всегда была со мной – в глубине моего сознания. В конце концов я не выдержал и сделал тебя своей секретаршей. Я решил – и думал, глупец, что мне это удастся! – что ты просто будешь рядом со мной, и я смогу любоваться тобой – любоваться черноволосой нимфой с фиалковыми глазами и умопомрачительным телом. Примерно через месяц собой я уже не владел, – сказал он, усмехнувшись. – Тогда я решил соблазнить тебя, причем выработал для этого такой примитивный план, что и сам был шокирован! Ты очень хороша в любви, Клея, – прошептал он. – Но я никак не хотел нарушать своего треклятого правила и поэтому так двойственно повел себя. Я придумал казавшийся мне очень удачным способ – одновременно играть роль любовника и босса, и я играл роль до конца, хотя прекрасно понимал, как это несправедливо по отношению к тебе.
– Я все понимала, – прошептала Клея.
– Да, я знаю, – печально ответил он. – Но не хочу, чтобы ты хоть как-то меня оправдывала. Я был очень жесток к тебе.
Да, подумала про себя Клея. Макс был жесток, но ведь она позволяла ему быть таким: была без ума от него, и ей казалось, что все, что он делает, – правильно.
