К сожалению, в нашей стране все не так. Стоит
отъехать пару километров от столичной Кольцевой автодороги, как вы попадаете в
глухие места, куда цивилизация еще и не заглядывала. Какие туалеты с
прибамбасами! Да во многих деревеньках воды нет, несчастные бабы по сию пору
ходят с ведрами к колодцам.
Опушково оказалось именно таким местом – без
центрального водопровода и, похоже, газа. Штук десять покосившихся избенок,
здание сельпо и несколько «новорусских» коттеджей, стоящих на небольшом
удалении от нищего поселка.
Чуть не прикусив язык, я протряслась по
колдобистой дороге и уткнулась в покосившиеся ворота, смело выкрашенные
ярко-оранжевой краской. Калитки в них не было, пришлось распахнуть тяжелые
створки и крикнуть:
– Эй, хозяйка, выгляньте наружу!
На крылечко вышла полная женщина в телогрейке.
– Тебе чего? – сухо спросила она.
– Приехала вот по вашему звонку, вы велели
поторопиться, – заулыбалась я.
Женщина внимательно оглядела меня и
констатировала:
– Ты не Курочкорябская!
– Правильно, она сама приехать не смогла,
меня прислала.
Хозяйка хмуро насупилась. Я предполагала
увидеть подобную реакцию и заранее подготовилась к разговору. Достала с заднего
сиденья пакет:
– Вот Олечка гостинцев прислала: конфеты,
колбасу, сыр, бутылку водки «Дамская»…
– На фига она мне? – скривилась
хозяйка. – Я не пью вообще.
– Подарите кому-нибудь, – я
продолжала цвести улыбкой.
Баба молча буравила меня взглядом.
– А ну постой тут, – велела она и
исчезла.
Я осталась во дворе в обнимку с пакетом.
Приходилось только удивляться странному поведению тетки. Обычно деревенские
жители любят подарки и радуются, как дети, получая их. И ведь я купила самые
подходящие для селян продукты: шоколад, сырокопченую колбасу, водку «Дамская».
Такое в деревне берут лишь на Новый год, потому что пенсии и зарплаты у местных
жителей невелики.
– Эй, – снова вышла на крыльцо
хозяйка, – иди сюда. Скидавай ботинки-то! Воды не наносишься полы за
каждым мыть.
Я покорно сняла коротенькие сапожки, прошла по
разноцветным самодельным половикам до низкой двери и остановилась.
– Толкай, чего замерла, – поторопила
меня хозяйка.
Я навалилась на створку и очутилась в
небольшой комнатенке. Из мебели тут были громоздкий шкаф с зеркалом, две
табуретки и кровать с никелированными спинками. Ложе накрыто цветастым одеялом,
под которым виднелись очертания лежащего тела. Лицо больного человека заслоняла
плотная фигура мужчины, сидевшего у изголовья спиной ко входу. Плечи парня
обтягивал бордовый свитер. Что-то показалось мне знакомым, но я не успела
сообразить, что именно. Мужик повернулся и ехидно произнес:
– Ну, Евлампия, добрый день! Как доехала?
Быстро дорогу нашла?
От неожиданности я икнула и, плюхнувшись на
жесткую, поцарапанную табуретку, пролепетала:
– Вовка! Ты как сюда попал?
Глава 31
Костин усмехнулся:
– Аналогичный вопрос я готов задать и
тебе. Впрочем, прежде чем выслушать, скорей всего, заведомую ложь, удовлетворю
любопытство госпожи Романовой: я приехал навестить Льва Яковлевича Глоткина.
– И где он? – окончательно
растерялась я.
Вовка кивком указал на кровать:
– Вот, сейчас он заснул, плохой совсем. Я
уже вызвал сюда всех: и врачей, и наших, да долго ехать, никак не доберутся.
Впрочем, думаю, бедняге не помочь.
– Это Лев Яковлевич Глоткин? –
переспросила я.
– Да, – спокойно ответил
майор, – ты разве не знала?
– А кто же тогда в нашем доме
живет? – вопросом на вопрос ответила я.
– Тоже Лев Яковлевич Глоткин, –
сообщил приятель.
– Их двое?
– В общем, да! Впрочем, нет. Один Петр,
другой Лев, они братья.
– Ничего не понимаю, – вырвалось у
меня.
– Ты, радость души моей, – заерничал
Вовка, – лучше расскажи, какие печали привели сюда ваше высочество.
Я стала лихорадочно соображать, что ответить
на его вопрос, но тут майор поднял вверх указательный палец правой руки:
– Только не ври!
– Я всегда говорю правду!
– Уже врешь!
– Как ты со мной разговариваешь, –
делано завозмущалась я, но тут со двора послышался шум, голоса людей, звяканье
носилок…
Примерно через час мы ехали вместе с Костиным
в сторону Москвы в моей машине. В Опушково приехали коллеги Володи: Антон
Рыбкин и Иван Сопкин, но они зачем-то остались в избе.
В полном молчании мы добрались до работы
Костина.
– Пошли, кисик! – рявкнул Вовка.
– Зачем? – Я решила
посопротивляться, но Костин ухватил меня за талию и спокойно поволок ко входу.
– Не позорься, – велел он,
поднимаясь по ступенькам, – топай самостоятельно, а то окружающие решат:
преступницу тащу.
Не желая привлекать к своей особе внимание, я
быстро двинулась за майором, очутилась в его кабинете, села на стул и тяжело
вздохнула.
– Вот что, коллега, – прищурился
Вовка, – давай обменяемся информацией.
– Начинай, – кивнула я.
Костин хихикнул:
– Ну, хитра! Ты первая!
– Может, монетку бросим?
– Лампа!
– А что? Я просто спросила, – быстро
перешла я в оборону. – Разве нельзя? Есть предложение: давай говорить
вместе.
– Хором?
– Ну нет! Будем останавливать друг друга!
Вовка хлопнул ладонью по столу:
– Изволь сидеть молча! Значит, так…
Я поудобней умостилась на стуле. Все-таки с
мужчинами обращаться проще, чем с тостером. В приборе для поджаривания хлеба
можно нажать не на ту клавишу, и спираль нагреваться не станет, а вот Вовке
достаточно намекнуть на то, что разговор пойдет на равных, как он мигом
раскочегарится, заткнет вас и начнет вещать без остановки.