Я поежилась. Интересно, какого размера
достигнет эта псина, превратившись во взрослую особь?
– Так чего вам надо? – не
успокаивалась хозяйка.
– Дима Ланской тут живет?
– Здесь, вон его комната.
– Можно я пройду к нему?
– Так Димки нет.
– Не знаете, когда он будет?
Тетка почесала поварешкой голову:
– Кто ж скажет?
– Он поздно возвращается?
– Димка в больнице, – зачастила
соседка, – в наркологии. Он сначала пил, потом колоться начал. Во где
страх божий! Не приведи господь увидеть! Был человек, а стал зверь. Мишка мой
сперва его по-простому вылечить хотел. Морду набил и к батарее привязал. Воду,
правда, пить давал. Первый день ничего еще было, Димка сам просил: вы меня не
отвязывайте, перетерплю, переломаюсь и снова здоровым стану. Только ночью его
так скрутило! Думали, помрет, пока «Скорая» явится! Теперь в больнице лежит.
– Адрес клиники не подскажете?
– Запросто, – ответила она, –
запоминай.
Глава 23
Не кажется ли вам, что каждое помещение имеет
свою энергетику? В иную квартиру придешь и сидишь как на иголках, не понимая,
почему испытываешь дискомфорт. Вроде очень чисто, сделан ремонт, мебель
красивая. А в другом доме и порядка нет, и диваны продраны, а душа радуется.
Вот в больницу к Катюше я вхожу совершенно спокойно, хотя подруга работает в
муниципальном заведении и никаких евроинтерьеров там нет.
Наркологическая же лечебница, несмотря на
относительно уютный вестибюль, показалась мне мрачной дырой. Стены тут были
нежно-бежевыми, на подоконниках росли незнакомые мне растения, но ощущение
могильной плиты, упавшей на голову, не пропадало. Может, негативную ауру
создавали люди, сидевшие в зальчике? Никто из них не улыбался, а одна тетка
тихо всхлипывала, уткнувшись в платок. Больше всего «пейзаж» напоминал
ритуальный зал крематория, а не холл больницы. В конце концов кое-кто
вырывается от врачей здоровым и относительно счастливым, и в клиниках
встречаются жизнерадостные люди.
Узнав в справочной, что Ланской лежит в триста
пятой палате, я пошла по вытертому линолеуму в нужном направлении и, уже стуча
в выкрашенную белой краской филенку, сообразила, что нужно было купить парню
фруктов или соков. Неудобно заявляться к больному человеку с пустыми руками!
– Войдите, – раздалось изнутри.
Продолжая ругать себя за тупость, я шагнула в
палату и постаралась не дышать. В комнате ужасно пахло. Шесть кроватей стояли
почти впритык друг к другу, около четырех маячили железные ноги капельниц.
– Вы к кому? – прохрипело существо,
лежащее у окна.
– К Ланскому, – быстро ответила я.
– Вон он, – вытянул вперед мосластую
руку мужичонка. – Эй, Димон, очнись!
Сизое байковое одеяло, засунутое в
застиранный, с огромной дырой посередине мешок, зашевелилось. Появилась почти
лысая голова.
– Чего орешь? – прошептала она.
– Гости к тебе, – ответил мужичонка
и отвернулся.
Дима уставился на меня запавшими глазами:
– Ты кто?
– Лампа, – машинально сказала я.
Ланской издал не то хрюканье, не то хмыканье.
– Забавно. Зачем явилась? Садись, не
боись, заразы тут нет.
– Этта верно, – вновь ожил
мужик-сосед, – спидоносы в другом отделении, у нас у всех анализ крови
брали.
Я осторожно опустилась на край койки.
– Ну и че? – спросил Дима. –
Кто прислал? Если Кирпич, можешь уходить. Денег нет и в ближайшее время не
предвидится, а квартиру у меня не отнять. В коммуналке живу. На фиг Кирпичу
убогая комнатушка? Он ее потом не продаст.
– Я пришла не от кредиторов.
Дима сразу заметно повеселел. Потом,
совершенно не стесняясь меня, откинул одеяло, спустил ужасающе худые ноги на
пол, нашарил тапки, влез в потерявший всякий вид, стираный-перестираный халат и
предложил:
– Пошли покурим? Только там табаком
пахнет.
Я с готовностью вскочила, все равно хуже
вонять, чем здесь, нигде не будет.
Мы спустились по лестнице до площадки, на
которой стояло железное ведро с окурками.
– Так че надо? – вновь спросил
Ланской.
– Ты работал в еженедельнике «По городам
и весям»?
– Ну.
– Да или нет?
– Есть сигареты? – вяло отреагировал
Дима.
Я протянула ему пачку.
– Дерьмо, – констатировал
парень, – такими не накуришься!
– Другие не употребляю.
– Сбегай купи! Тут рядом магазин есть.
– Сначала ответь на мой вопрос!
– Ага, был репортером, а потом беда
случилась, заболел, меня вон выперли, никто не помог, – обиженно сказал
Ланской, – давай хоть дерьмо покурю.
Я молча смотрела, как он дрожащими пальцами
выуживает из пачки сигарету. Ну скажите, почему алкоголизм и наркомания
считаются болезнями? Грипп, аппендицит, корь, инфаркт, рак – вот заболевания.
Человек получает их внезапно, часто не совершая ничего плохого. Но если он сам
хватается за бутылку и шприц, то есть лично принимает решение гробить
собственное здоровье, с какой стати ему нужно сочувствовать? Может, я злая и
бессердечная, но, на мой взгляд, в любви и поддержке нуждаются несчастные
родственники любителей спиртного, «колес» и «шырялова». Вот уж кому не повезло,
так это им.
– Какая разница, где я пахал? –
спросил Дима, спокойно пряча мою пачку к себе в карман халата.
– В принципе, никакой. Эту статью ты
писал?
Дима взял ксерокопию:
– Ну. – Да или нет?
– Подпись видишь? Дмитрий Ланской.
Господи, с ним разговаривать – словно товарный
вагон руками толкать.
– Скажи, хорошая контора «Шар-тур»?
– А че интересуетесь, поехать куда
собрались?
– Ну, в общем, да!
Дима поднял черные, словно лужицы дегтя,
глаза. Сначала он внимательно ощупал взглядом мое лицо, потом фигуру, затем
снова уставился на физиономию.
– Ну и как, я тебе понравилась? – не
вытерпела я.
