– Есть немного, – кивнул
Антон, – так всегда после заправки.
– Слишком сильно, – задергала я
носом.
– Давай тут направо… прямо… теперь стоп,
можно вылезать… – командовал парень.
Я оглянулась.
– А где автомобиль припарковать?
– Тут бросай.
– Посреди дороги?
– Прижмись правее.
– Нет, просто так я машину не
оставлю, – уперлась я. – Не дай бог какой-нибудь трактор поедет и
зацепит! Где местные жители свои колеса держат?
Антон вздохнул.
– Видишь калитку? Я в нее зайду, пересеку
двор и открою ворота, они изнутри шестом подперты.
Я зевнула.
– Эй, проснись! – засмеялся
Антон. – Чем ночью занималась?
– Дрыхла без задних ног.
– Не похоже что-то.
– Отлично спала, сама не пойму, почему
сейчас сморило, – ответила я и снова зевнула. – Наверное, я устала. И
не вижу въезда во двор.
– Сейчас Ленка нам кофе сварит, –
пообещал Антон. – Ворота дальше. Ты поезжай вперед и метров через триста
увидишь железные створки, автоматику мы пока не поставили, дом новый, двор
здоровый. Я тебе открою. А ты сейчас газани посильней.
– Зачем? – удивилась я, вглядываясь
в наползающий на дорогу туман.
– Там впереди, метров через сорок, яма
противная, – пояснил Антон, выходя из машины, – не глубокая, глиной
наполнена, если медленно тащиться, завязнешь, а на газу пролетишь. Здесь все
так делают, перемахивай на скорости колдобину и притормаживай плавно, если
ворота будут еще закрыты, не гуди, значит, я не дошел, ты однозначно на колесах
быстрее доберешься.
– Поняла, – сказала я и нажала на
педаль.
Машина послушно рванула вперед, я вцепилась в
руль. Ну, где же яма? «Букашка» влетела в туман, надо бы притормозить, но ведь
Антон предупредил меня о колдобине. В ту же секунду я почувствовала, что
автомобиль заваливается вперед, дорога исчезла из-под колес. Я завизжала и
попыталась нажать на тормоз. В глазах потемнело, меня сильно затошнило,
завертело, словно кофейное зерно в мельнице, послышался звон. Последнее, что я
помню: резкий запах бензина, порыв ветра, бьющий в лицо, грохот, треск,
скрежет… Потом наступила тишина.
– У-у-у-у, – надрывался вой сирены.
Я хотела открыть глаза и сесть. Ну вот, опять
не закрыла на ночь окно, и теперь проснулась от вопля то ли «Скорой помощи», то
ли пожарной машины. Но веки не поднимались, тело не повиновалось. Неприятный
звук неожиданно стих, я прислушалась к собственным ощущениям. Очень холодно,
дует, а вместо теплого пухового одеяла сверху лежит какая-то тряпка. И матрас
почему-то жесткий.
– Шестьдесят на сорок, – сказал
вдруг чей-то незнакомый голос.
– Суки! – с чувством произнес
другой. – Видят же и не пропускают!
– В голову никому не приходит, что сами в
«Скорой» оказаться могут, – вступило в беседу нервное сопрано. –
Сергей, сыграй им.
– У-у-у-у, – заработала сирена.
Я вновь начала проваливаться в туман, в голове
не было ни одной мысли, только ощущение невероятного холода…
– Не надо, – услышала я голос
Катюши, – лучше из того шприца.
Я обрадовалась: значит, подруга вернулась. Но
что она делает в моей спальне? Глаза открылись, вместо привычной трехрожковой
люстры я увидела на потолке точечные светильники.
– Лампуша! – воскликнула Катюша и
склонилась надо мной. – Ты как?
– Замечательно, – машинально
ответила я и тут же ощутила странный дискомфорт в грудной клетке.
– Болит? – сочувственно спросила
Катя.
– Где я?
– В больнице, – сказала
подруга, – в очень хорошем месте. У тебя сломаны ребра, ободраны локти и
колени, есть порезы. Но это все. Вот счастье! Есть бог на свете! А еще говорят,
что надо пристегиваться ремнем! Страшно представить…
Звук пропал, лицо Катюши стало расплываться, а
потом вовсе исчезло в серой дымке.
Несколько дней, не знаю три, четыре или пять,
я провела, как домашняя кошка: ела и спала. Потом неожиданно очнулась здоровой.
За окном было темно, в палате горела маленькая лампочка, значит, наступил
поздний вечер, или вообще пришла ночь.
Я села, спустила ноги с кровати и стала
нашаривать тапки. Голова кружилась, руки дрожали, а дышать пришлось неглубоко,
иначе под сердцем начинала медленно вращать винтом мясорубка, причиняя резкую
боль.
– Ты куда собралась? – загремел
Костин, входя в комнату.
Я вздрогнула.
– Пописать, – машинально ляпнула я.
– В кровать подадут, – ухмыльнулся
Вовка. – Эй, утя, утя, иди сюда… Где у тебя эмалированный корабль?
– Сама доберусь до унитаза, –
вспыхнула я.
– Уже добралась! – рявкнул
Костин. – Я чуть себя не съел. И зачем отпустил одну? Но я просто не
понимал, с кем мы имеем дело.
– А что случилось? – робко спросила
я, откидываясь на подушку.
– Не помнишь? – прищурился
Вовка. – А можешь рассказать, как прошла встреча с Антоном Зябликовым?
– Попытаюсь.
– Начинай, – велел майор.
Когда я добралась до того момента, как Антон
пошел к калитке, Вовка воскликнул:
– Ага! Ты его не узнала!
– Зябликова? А мы раньше встречались?
– Это он толкнул тебя на улице и выкрал
ключи.
– Нет, – возразила я, – у вора
была темная куртка, а менеджер по собачьим консервам надел голубую, когда
выходил из фирмы.
– Ты сейчас всерьез приводишь этот
аргумент? – насупился Костин. – Врачи говорили, что мозг у тебя вроде
не пострадал.
Я заморгала. Действительно, сморозила
глупость.
– Скажи, тебя по дороге кусали
мухи? – неожиданно спросил Вовка.
– Нет, – изумилась я.
– Комары, осы? – перечислял майор.
– Нет.
– Ладно. Может, Антон тебе водой угощал?
Конфетами?
– Он предложил мне яблоко.
