– Вот этого не скажу. Подгребай часам к
одиннадцати вечера, точно их застанешь.
Я вернулась в машину и попыталась выстроить
логическую цепочку. Значит, Наташа Фомина жива. При пожаре сгорело тело Полины
Брызгаловой, смерть бывшей домработницы не была криминальной – девушка
скончалась от рака. Вот почему гроб показался Леониду странно легким – там,
скорей всего, лежали тряпки и пара кирпичей.
Абсурдность ситуации изумляла. Зачем сжигать
покойницу в бане? Какой смысл в этом ужасном поступке?
Внезапно мне в голову пришла интересная мысль,
и я ринулась назад к Леониду.
– Опять ты! – с плохо скрытым
раздражением воскликнул парень, увидав меня на пороге. – Че еще?
– Только один вопрос.
– Ну?
– Скажи адрес больницы, откуда вы
забирали тело Полины.
– Вербная аллея, тут недалеко, –
пояснил Леонид.
Едва я устроилась за рулем, как ожил
мобильный.
– Лампа, – голосом, полным отчаяния,
произнесла Милена, – как ты могла!
– Что я сделала плохого? – изумилась
я. – Мы с тобой сегодня даже не виделись, я уехала рано утром.
– Вот именно, – зашмыгала носом
Бахнова, – обещала мне помочь и бросила. Ты умеешь шить?
– Нет.
– А пуговицу притачать сможешь?
– Это легко.
– Тогда приезжай скорей, – застонала
Милена, – мое счастье в твоих руках! Умоляю, поторопись! Вадик через пару
часов вернется, он сейчас на совещании. Все рушится!
– Не плачь, – оборвала я
Бахнову, – скоро буду.
Времени до одиннадцати вечера еще полно, я
успею смотаться домой, выяснить, что там произошло, и вернуться к Тане. А в
морг при больнице надо отправляться рано утром, думаю, после обеда там уже
никого нет.
Глава 19
Едва я вошла в холл, как ко мне бросилась Миля
с рубашкой в руках.
– Вот, – зашептала она, – ужас!
– Обычная сорочка, ничего
страшного, – попыталась я успокоить Бахнову.
– Вадик попросил пуговицу пришить!
– Замечательно, возьми нитку с иголкой.
– А где они лежат?
– У Катюши в спальне. Открой шкафчик у
кровати, увидишь ящик, в нем швейные принадлежности.
Глаза Мили наливались слезами.
– Я не умею! Катастрофа!
Мне стало смешно.
– Ладно, я сама пришью. Правда, я не ахти
какая портниха, но с такой ерундой справлюсь. Вот только поем.
– Думаю, сначала следует заняться
рубашкой, – деловито заявила Милена. – А то вдруг Вадик раньше
придет? Нехорошо получится.
– Лично мне кажется, что намного хуже
будет, если я упаду в голодный обморок, – перебила я нахалку. – Вот
тогда уж точно не сумею ничем тебе помочь.
– Вечно ты только о себе думаешь, –
надулась Мила. – Лучшая подруга сначала о подруге позаботится!
Я включила чайник. Значит, меня уже перевели в
категорию подруг, причем лучших. Не могу сказать, что восхищена полученным
статусом. Я открыла дверь в санузел и увидела плавающую в ванне утку.
– Кря, – поздоровалась со мной
Матильда.
– И тебе привет, – кивнула я.
Кирюша создал птице наилучшие условия –
оборудовал ей «пруд».
– Нахрената уехала, – радостно
сообщила Милена, когда я вошла на кухню.
Бахнова поняла, что я решила проявить крайний
эгоизм и несмотря ни на что стану пить чай, поэтому и завела разговор на
отвлеченную тему.
– Куда? – для поддержания беседы
осведомилась я, сделав себе любимые бутерброды. Затем засунула их в СВЧ-печку.
Ничего особенного, думаю, большинство из вас умеет делать такие: кусок хлеба,
сверху кружок докторской колбаски, ломтик помидора и в качестве заключительного
аккорда сыр.
Миля села на стул.
– Мы с ней впервые поговорили нормально и
пришли к выводу, что надо помогать друг другу.
Печка тихо звякнула, я открыла дверцу,
вытащила тарелку с бутербродами и стала наливать себе чай. Но тут до меня дошел
смысл услышанного. Забыв про заварку, я повернулась к Миле.
– Что ты сказала?
Наверное, мой голос прозвучал слишком громко,
потому что Бахнова, успевшая схватить приготовленный мною сандвич, вздрогнула и
уронила его. Закон бутерброда сработал безотказно: кусок хлеба перевернулся и
шлепнулся сырной стороной, но не на пол, а прямо на макушку болтавшейся под
ногами Капы. Мопсиха замерла, на ее растерянной морде ясно читалось недоумение:
Капа не поняла, что случилось. На секунду мне стало смешно. Показалось, что я
слышу, как со скрипом напрягаются извилины мопсячьего мозга. Умей Капуся
говорить, она бы сейчас заорала во всю пасть: «Эй! Сверху летела вкуснятина!
Куда она подевалась? На полу ничего нет! А какой восхитительный запах! И что,
простите, прилипло к моей голове? Снимите это немедленно, я не ношу шляп!»
Пока Капа, моргая, переваривала случившееся,
на кухню ворвались ее подруги. Ада и Муля мигом оценили выигрышную ситуацию,
Феня, чьи огромные размеры совсем не совпадают с умственными параметрами,
начала просто дергать носом. А вот Дюша с Мульяной сразу ринулись к Капе и
попытались обе одновременно схватить прилипший к ее голове бутерброд.
Завязалась драка. Бедная Капа зарыдала от горя, до мопсихи дошло: сейчас
подружки сжирают нечто, явно принадлежащее ей. Но как дотянуться зубами до
собственной макушки? Было от чего впасть в отчаяние. Феня, скумекавшая, что
судьба неожиданно послала ей угощенье, подползла поближе к арене действий и
начала подхватывать разлетающиеся крошки. Капа окончательно впала в истерику,
на ее истошный визг прибежали Рамик и Рейчел. Но поздно! На голове у бедной
мопсихи не осталось и намека на бутерброд.
Рамик абсолютно не расстроился, молча
растянулся на полу и задремал. Муля с Адой отправились попить водички, Феня
настороженно наблюдала за сестричками, а Рейчел подошла к скулящей Капе и
облизала ей голову. Хотелось бы думать, что у стаффихи в широкой груди бьется
доброе, благородное сердце и именно поэтому она решила утешить Капу. Но я
великолепно понимала: макушка несчастной мопсихи восхитительно пахнет
бутербродом. Рейчел отнюдь не выказывает милосердие – она лижет Капу из любви к
эдаму.
– Немедленно прекрати, – велела я
стаффордширихе.
