– Говоря «нет», я имела в виду, что вы
никогда не обратитесь в милицию, – сурово ответила я. – Кстати,
знаете, что ваша медсестра, Алиса Турова, та самая, что подменила снимки,
погибла? Девушка попала под машину.
Коваленко сгорбилась на табуретке и ничего не
сказала. Я села на стул, стоявший около письменного стола, и начала
рассказывать про цепь несчастных случаев, произошедших со всеми, кто был так
или иначе связан с Фоминой.
– Есть еще две жертвы, о которых вам
неизвестно, – вдруг произнесла доктор. – Дима и… я.
– Вы живы, – напомнила я.
Марина Семеновна вытащила из письменного стола
сигареты.
– Ну да, – согласилась она, –
как биологический организм. В том смысле, что я хожу, разговариваю, ем, пью. Но
внутри-то пустыня! Поверьте, я не знала, что Алиса подменила снимки. Взяла ее
на работу в кабинет, желая иметь на глазах… Ладно, давайте по порядку.
Марина Семеновна давным-давно развелась с
мужем и одна воспитывала сына Диму. Мальчик, несмотря на отсутствие отца, вырос
послушным, тихим, отлично учился, занимался спортом, не хамил маме, слушал ее
советы. О таком ребенке мечтает абсолютное большинство женщин, вот только
рождаются «подарочные» мальчики крайне редко. Марина правильно оценивала свое
счастье и всегда повторяла:
– Как же мне повезло! Имею такого
чудесного сына!
Наверное, добрый боженька любил Коваленко.
Когда Дима закончил школу, Марина Семеновна встретила Олега Турова, и они стали
жить с ним гражданским браком.
У Олега были дочь и мать, бойкая дама
неопределенных лет по имени Бекки. В паспорте она, правда, значилась как Анна
Петровна, но мадам всегда представлялась на иностранный лад. Бекки носила
розовые мини-юбки, отчаянно красилась и выглядела моложе сына.
– Во сколько лет она тебя родила? –
однажды спросила Марина у любовника.
Олег усмехнулся.
– Тайна, покрытая мраком. Сам не знаю,
думаю, в пятнадцать, хотя не уверен. Возраст Бекки – это великий секрет.
– С ума сойти! – покачала головой
Коваленко.
– Не надо ее осуждать, – вдруг
обиделся Туров. – Детство у Бекки было тяжелое, она росла в приюте,
родителей не имела, пришлось самой пробиваться. Она работает с двенадцати лет,
сначала вагоны в депо мыла, а потом стала проводницей на поезде Москва –
Владивосток. Неделя туда, неделя назад, пара дней на отдых, и все сначала.
Подонков на свете много, ее изнасиловали, вот так я и получился.
– Ужасно, – прошептала
Марина. – Как же малолетней девочке разрешили работать?
Туров пожал плечами.
– Детдом такой был, педагоги ребят внаем
сдавали, как рабов. Сироты трудились, а воспитатели себе их зарплату забирали,
детям на конфеты пару рублишек оставляли.
– Кошмар! – затряслась
Марина. – Я и предположить не могла, что в советской стране подобное
происходило! Вроде при коммунистах порядок был.
– Всегда существует дно, – грустно
подвел итог Туров, – ты просто никогда так низко не опускалась. А Бекки не
повезло, у нее не было ни детства, ни юности, вот теперь она и отрывается,
носит плюшевые мини-юбки. Можно над ней посмеиваться, а можно уважать, ведь
благополучия она добилась сама: квартиру приобрела, меня выучила. Я, кстати, ни
в чем не нуждался, имел в детстве все: игрушки, фрукты, хорошую одежду.
– Неужели проводники так много
зарабатывают? – удивилась Марина.
– Оклад невелик, но возможности большие:
безбилетного пассажира можно в служебное купе посадить, посылку взять или,
скажем, дефицитом приторговывать. Ну, допустим, купить во Владике икры у
браконьеров, в Москве проверенным людям продать, а во Владивосток из столицы
книги привезти, – Олег начал объяснять схему получения прибыли. –
Помнишь небось, что при советской власти все в дефиците было, особенно жрачка,
а Дальний Восток – это рыба, крабы. Да еще китайцы со своими товарами и
лекарственными травами. Бекки лихо во всем разбирается, никогда не ошибается,
возит под заказ, у нее везде свои люди.
Марина выслушала Олега и более разговоров о
его матери не заводила. В конце концов, отношения их не оформлены, брак гражданский,
кто ей Бекки? Однозначно не свекровь, не стоит и переживать по этому поводу. Да
и видела Марина Бекки всего несколько раз, семейные застолья у Туровых не были
приняты. Коваленко даже не знала, есть ли у любовника еще родственники, кроме
матери и дочери. Из случайных оговорок ей показалось, будто у Бекки имеется
сестра, но это были именно случайные оговорки. Стоматолог не расспрашивала
Турова, а Олег вовсе не горел желанием вести долгие беседы о своем
генеалогическом древе. Впрочем, он не интересовался и родными Марины.
Бекки тоже не лезла к любовнице сына с
дружбой. Она работала по-прежнему проводником, а в свободное время бегала по
подружкам, тусовалась безостановочно, и не только выглядела молодо, но и вела
себя так, словно была одногодкой своей внучки Алисы. Никаких неприятностей
мамуля любовника Марине не доставляла, а вот его дочка! Она стала настоящей
проблемой.
Алиса появилась на свет в результате
скоропалительного студенческого брака Олега. Ни Туров, ни его девушка Ира не
собирались расписываться и уж тем более заводить детей. Но глупая Ирина,
однокурсница Олега, сообразила, что беременна, чуть ли не накануне родов. Она
была полной, любила хорошо поесть и растущий живот просто не замечала.
Пришлось ставить штамп в паспорте. Неизвестно,
как бы сложилась жизнь пары, но Ира из роддома не вернулась – у беззаботной
толстушки обнаружился порок сердца, ей нельзя было ни беременеть, ни рожать.
Как врач, Марина Семеновна понимала, что из
Алисы не могло вырасти ничего хорошего, с генетикой не поспоришь, а у дочери
любовника наследственность была подпорчена со всех сторон – ее бабушка Бекки,
отвязная дама непонятного происхождения, отец Олег рожден невесть от кого, мать
Ирина, безголовая особа, не думавшая ни о чем, кроме собственного удовольствия.
Ну какой цветок мог вырасти на подобной клумбе? Вот и получился репейник.
Алиса существовала сама по себе. Бекки
моталась по городам, Олег учился, девочку воспитывали любовницы отца. Результат
не замедлил сказаться: в дневнике дочери были одни двойки и замечания.
Десятилетку Алиса не закончила, пошла в медучилище, и там, по непонятной
причине, оказалась вдруг на хорошем счету.
Марине Семеновне Алиса нравилась еще меньше,
чем Бекки. Девочка слишком ярко красилась, курила, смело вступала в разговоры
со старшими и постоянно тиранила отца просьбами о деньгах. Подруги у нее были
соответствующие, из общего ряда выбивалась лишь Наташа Фомина.