– Лампа! – завизжал Кирик. – Ты
собралась ее готовить? С ума сойти!
Бросив журнал на полку, я побежала на кухню и
сердито спросила у Кирюши:
– Почему ты кричишь?
– Утка!
Я села на табуретку.
– И что? Эка невидаль! Кстати, ты не в
курсе, как ее ощипывают? Может, читал в какой-нибудь книге? Вроде у Жюль Верна,
в «Таинственном острове», описан некий хитрый прием. Или у Фенимора Купера? А,
вспомнила – у Майн Рида! Индейцы обмазывали дичь глиной, закапывали в землю,
разводили костер, а потом через пару часов вытаскивали, скалывали запекшуюся
глину, и перья сами отваливались. Оригинальный, но невыполнимый для современной
москвички рецепт. Где мне зажечь пламя? И куда закопать утю? Кругом паркет…
– Ты хочешь ее зажарить? –
обморочным тоном спросил Кирик.
– Запечь, с яблоками, – поправила я.
– Нет, – заорал мальчик, – не
дам! Она такая милая! Лампа, ты живодерка!
Если у вас в доме есть подросток, будьте
готовы к его неадекватным реакциям. Не злитесь на ребенка, он не виноват: это
разбушевавшиеся гормоны подталкивают его к агрессии и грубости, не становитесь
с ним на одну доску, а спокойно объясните свою позицию. Помните: дети тоже
люди!
Глубоко вздохнув, я ласково сказала:
– Кирюшка, утка – это еда.
– Нет, нет! – в ужасе тряс головой
мальчик. – Она прикольная! Не хочу с яблоками!
– Ладно, сделаю с апельсинами, –
легко согласилась я.
– Никогда! Она такая красавица!
Я досчитала до десяти и в деталях объяснила
мальчику ситуацию: Милена, олигарх, охота, жена, которая коня на скаку
остановит, в горящую избу войдет и утку живо запечет.
– Нет, нет! – впал в истерику
Кирюша. – Мне на Милену наплевать и подарка от тебя не надо! Не убивай
утку, я с ней жить буду!
– Кирюша, – я предприняла еще одну
попытку утихомирить мальчика, – она уже того самого… пиф-паф… лежит тихо,
молчит…
– Кря-кря, – донеслось из угла.
Я подскочила и посмотрела в сторону раковины.
В хромированной чаше лежал один пакет, разноцветная горка перьев исчезла.
– А где утка? – растерялась я.
Кирюша ткнул пальцем в сторону холодильника.
– Там.
Я уставилась в угол. И тут на кухню вошла
Муля, мопсиха явно собиралась попить водички. Она подковыляла к миске, опустила
морду, замерла, потом резко развернулась, потрусила к холодильнику, села и с
легким недоумением сказала:
– Гав, гав?
– Тяв, тяв, – ошарашенно ответила
я, – тяв, тяв!
Было от чего обалдеть: у стены, слегка
нахохлившись, сидела совершенно живая утка.
– Эй, Лампудель, ты чего лаешь? –
спросил Кирюшка.
– Не знаю, – честно призналась
я. – Она не умерла! Наверное, птичку контузило. Полежала на полке в
прохладе и в себя пришла. И что делать?
– Не дам жарить Матильду! – заорал
Кирюша.
Я отступила на пару шагов назад.
– Ты успел с ней познакомиться? Откуда
имя знаешь?
– Само на ум пришло, – заныл
Кирюша. – Мотя, Мотя, кис-кис, иди сюда!
Из коридора донеслось сопение, цокот когтей,
пофыркивание, в кухню влетели все члены стаи и застыли в недоумении. Я
зажмурилась. Прощай, птичка, сейчас Рейчел ее сожрет…
– Лампа, смотри! – в полнейшем
восторге завопил Кирюшка.
Мои глаза распахнулся помимо воли.
Разноцветные перья украшали голову стаффордширихи – бесстрашная утка сидела на
макушке Рейчел, а последняя, похоже, в полном восторге махала хвостом. Да и
мопсы пребывали в дикой радости: Капа стояла на задних лапах, Адюша визжала от
счастья, Муля потявкивала. Одна Феня забилась под стол (наша «дочь оленя»,
несмотря на громадные, совсем не мопсячьи объемы, труслива до беспамятства).
Впрочем, и Рамик решил проявить осторожность – залез на стул и спрятал хвост
между лап.
– Они приняли ее за Карлушу! –
подпрыгнул Кирюшка.
– Точно! – осенило меня.
Полгода назад к нам приезжала в гости Светка
Милёва, которая прихватила с собой Карлушу, большого говорящего попугая.
Сначала наши собаки приняли птицу в штыки, но затем ситуация начала меняться.
Умный Карлуша за один день выучил клички псов и заорал:
– Муля, сюда! Феня, живо! Рейчел, ко мне!
Стая просто ошалела от недоумения – что-то
маленькое, в перьях, а командует по-человечески. Первой начала слушаться
Карлушу Феня (она, как я уже говорила, самая трусливая и покорная), а последней
сдалась Рейчел. Со стаффихой, кстати, случилась трагикомедия. Через неделю
после появления Карлуши я, придя домой, заметила, что псина тяжело дышит. И на
прогулке она не носилась, как сумасшедшая, а еле-еле таскала ноги. Немедленно
вызванный ветеринар развел руками.
– Стаффордшириха здорова, как корова, но,
похоже, она занималась физкультурой – очень устала.
В крайнем недоумении я проводила доктора. И
решила отвезти Рейчуху в клинику. Ну правда, с какой стати псина лежит без
задних лап? В отличие от только что ушедшего доктора, я великолепно понимала:
приседание со штангой на могучей шее не является любимым досугом собаки, да и
нет у нас дома ни гантелей, ни «блинов». Решив сначала прогреть машину, я
спустилась вниз, завела мотор, поднялась наверх, открыла незапертую дверь в квартиру
и вдруг услышала громкий голос Сережки:
– Встать, лечь, сесть. Встать, лечь,
сесть!
Изумлению моему не было предела. Я хорошо
знала, что старший сын Катюши на работе, более того – только-только с ним
советовалась, в какую клинику лучше отвезти больную собаку, и вот теперь четко
слышу знакомый баритон:
– Встать, лечь, сесть. Встать, лечь,
сесть!
На цыпочках я подкралась к гостиной и
заглянула в комнату. Перед глазами развернулась изумительная картина.
