– Так ведь я в гости к ним не
хожу, – потер руки Марк. – Может, Арутюновы опять переехали, гарантий
дать не могу.
Улица Мирская производила отвратительное
впечатление.
Ряд совершенно одинаковых серо-белых башен
упирался в овраг, за которым виднелось поле, утыканное башенными кранами.
Никаких магазинов тут не было, отсутствовали газетные киоски и тонары с
хлебобулочными изделиями. Обитателям Мирской не предлагали кур-гриль, шаурму,
не соблазняли шоколадными конфетами и не зазывали на распродажу, выкрикивая:
«Любая вещь за десять рублей». Не было здесь заметно и прохожих, аборигены не
выгуливали собак, не носились дети с криками. Похоже, дома сейчас были пустыми,
их жители ровно в восемь в массовом порядке отправились из родных пенат на
службу, через двенадцать часов они вернутся, запрутся за железными дверьми и
уставятся в телевизоры.
Наверное, у Арутюновых было безвыходное
положение, раз они перебрались из хорошей квартиры на Мирскую.
Грохочущий, грязный лифт вознес меня на
последний этаж, квартира сто двадцать оказалась последней. Я нажала на звонок,
дверь приоткрылась, над цепочкой появилась часть лица: карий глаз, длинный нос
и губы, накрашенные яркой помадой.
– Вам кого? – спросила женщина.
– Арутюновых, – улыбнулась я.
– Чего?
– Арама Арутюновича позовите, пожалуйста.
– Его нет.
– А когда он придет?
– Он умер.
– Ой, вот беда! Тогда Диану Варткесовну.
– Она тоже скончалась.
– А вы кто? – бесцеремонно спросила
я.
– Натэлла, – без всякой агрессии ответила
женщина, – родственница дяди Арама, мне их квартира по завещанию отошла.
Роза, их дочка, умерла, а больше у них никого не было.
– Вы дружили с Розой! – обрадовалась
я.
– Нет, – не снимая цепочки, помотала
головой Натэлла, – только в детстве пару раз встречались. Я в Ереване
жила, дядя Арам в Москве, ездить было дорого. До сих пор удивляюсь, что
квартиру получила. Наверное, они подумали, пусть уж лучше мне в руки попадет,
чем государству.
– Давно они умерли?
Натэлла чихнула.
– Ну… Роза раньше, родители следом за
ней. А что?
– Мы приятельствовали с
Арутюновой, – попыталась я наладить контакт с Натэллой, – я хотела
узнать…
– Ничем помочь не могу, – неожиданно
сердито перебила та. – Арутюновы в Москве всю жизнь провели, я в Ереване.
До свиданья!
Створка хлопнула о косяк. Да уж, сегодня точно
не мой день, столько времени потратила зря.
Крайне недовольная собой я села в машину.
Похоже, совершила глупость. Ну зачем мне понадобилась Арутюнова? Следует искать
Фомину, а Роза с ней не дружила. Семья Арутюновых была бы последней, куда
Наташа могла заявиться после своего «воскрешения». Вероятнее всего, правду
знала Леся Рыбалко, но ее сбила машина.
Я вздрогнула и схватилась за руль. Какая,
однако, странная череда смертей! Пусть Фомина на самом деле погибла во время
пожара, а ее родители не вынесли горя и скончались. Следствие по делу о
сгоревшей бане велось халтурно, в преступлении обвинили Костю Рогова, который
только и хотел, что заполучить машину. Парень оказался в тюрьме, где его убили
матерые уголовники.
Роза, безоглядно влюбленная в жениха,
наверняка винила себя за глупое вранье. Видимо, не один раз повторяла: «Мне
следовало сначала уточнить, был ли в тот день сеанс в „Бом“, а уж потом давать
показания!» Бедняжка, вероятно, надеялась на относительно мягкий приговор, ведь
Костя не был закоренелым рецидивистом, но суд решил иначе. Десять лет! Розе
такой срок показался бесконечным, вот она и полезла в петлю. После гибели
любимой дочери родители сменили квартиру и вскоре умерли от горя. История полна
трагизма, но, в принципе, правдоподобна. Смущала смерть Леси Рыбалко,
доверенного лица и близкой подруги Наташи Фоминой. Какого черта она попала под
автомобиль?
Я откинулась на спинку кресла. Сколько в
Москве случается наездов на пешеходов и какое количество из потерпевших
умирает, не доехав до больницы? Рыбалко была неосторожна, бежала на красный
свет… Или что там было? Я же подробностей не знаю. Но мне хорошо известно:
большинство происшествий на дорогах случаются из-за элементарного несоблюдения
правил. Ну, допустим, несутся люди через проезжую часть перед носом у машин,
когда рядом расположен подземный переход. Я сама, будучи автолюбителем, боюсь
остановок общественного транспорта. Ну сколько можно повторять прохожим:
драгоценные наши, яхонтовые, брильянтовые, не выскакивайте на мостовую впереди
автобуса, обойдите его сзади! Вы же ставите себя под удар, шофер может не
успеть быстро нажать на тормоз, когда перед ним внезапно появится горе-пешеход!
А подростки, которые, ни о чем не думая, шагают в сумерках по шоссе? Они –
кошмар любого водителя, даже суперпрофессионального Шумахера. Юноши и девушки
затыкают уши наушниками плеера, в голове у них гремит музыка, к тому же в моде
сейчас темные пальто и куртки… Попробуйте углядеть серую тень в темноте! И
бесполезно таким сигналить – меломаны находятся во власти любимого исполнителя.
Хорошо еще, если такой очутится в больнице и сможет произнести культовую фразу:
«Упал, очнулся – гипс». А то ведь для него могут сыграть опус, который ему уже
не суждено будет услышать, я имею в виду похоронный марш.
Ладно, у меня еще есть номер Стефании
Грозденской. Может, сейчас кто-нибудь снимет трубку?
И правда, наконец-то мне повезло.
– Алло, – прозвучал из трубки
хриплый голос мальчика-подростка.
– Позовите Стефанию.
– Набирайте правильно номер, – грубо
отшил меня паренек и отсоединился.
Но упорство появилось на свет раньше меня, я
никогда сразу не сдаюсь.
– Алло, – отозвался тот же мальчик.
– Добрый день.
– Чего?
– Дома ли Стефания?
– Сказал уже: тут таких нет.
– Постойте, у вас давно этот номер?
– А че?
– В квартире есть кто-нибудь из старших?
– Я что, маленький? – возмутился
парнишка.
– Судя по неумению себя вести, да.
Взрослый человек не швыряет трубку, он сначала попытается выяснить, в чем дело.
Подросток недовольно засопел, потом заорал:
– Баба Нина, подойди!
