– Отчего бы нет? – опрометчиво
заявила я. – Ничего плохого в увеселительных заведениях я не вижу.
– Вы только на нее посмотрите! –
пришла в ярость Бахнова. – Ты предлагаешь приличной даме надеть юбку до
пупа, нацепить светящиеся браслеты и скакать в ужасном шуме с отвязными
особами!
Я горько вздохнула и решила помолчать. Пусть
Миленка спрашивает что угодно, ответа от меня она не дождется!
– В кафе не пойти, – вещала
Бахнова, – от театра меня тошнит, в кино темно, на концертах дураки, причем
везде – и на сцене, и в зале… Где провести время с мужиком, если он вот-вот
сделает тебе предложение, а?
– Дома, – вырвалось у меня, несмотря
на решение не разевать рта.
– Верно, – неожиданно развеселилась
моя собеседница, – хорошая идея! Ты забыла, что там у меня Нахрената?
Дама со столь странным и неблагозвучным именем
является свекровью Милены. Я не очень сведуща в семейной истории Нахренаты, но
знаю, что вообще-то именовать ее свекровью не совсем правильно. Она вышла замуж
за отца Юры, когда мальчик еще не ходил в школу. Куда подевалась его родная
мать, я понятия не имею – Бахнов никогда при мне не вспоминал о ней. Мамой он
звал Нахренату, причем абсолютно искренне, со стороны сразу было видно, что
Юрий очень любит свою мачеху.
Милена не москвичка, она приехала в столицу из
какого-то маленького городка, чтобы поступить в театральное училище. На первом
же экзамене абитуриентка встретила будущего мужа – Бахнов, преподаватель вуза,
сразу влюбился в Милю. Надо сказать, что внешность у Милены и сейчас
ангельская, совершенно не соответствующая ее характеру, а десять лет назад она
и вовсе походила на Снегурочку: белая-белая кожа, голубые глаза, наивный взор,
коса до пояса. Еще юную абитуриентку отличало от сверстниц умение жарко
краснеть. То, что к трепетной красоте прилагается стервозно-истеричный
характер, приятели Юры поняли сразу. Последним, кто разобрался в сущности
красавицы, был Бахнов. Думаю, если бы не болезнь, Юра в конце концов оформил бы
развод: за год до его смерти между ним и Миленой пробежала целая стая черных
кошек. Но Юра угодил в клинику, и ему стало не до выяснения отношений с женой.
После кончины Бахнова Милена осталась жить со
свекровью. Молодой вдове просто некуда было деться, собственной жилплощади у
нее не имелось, денег на съемную квартиру тоже, а Нахрената ни за что не
согласилась бы разменять апартаменты. Не надо думать, что мачеха Юры гречанка
или какая-нибудь испанка – Нахрената не имя, а прозвище, на самом деле ее зовут
Ольга Ивановна. Почему ее стали звать столь экзотическим образом? Об этом чуть
позднее.
– Короче, в восемь вечера мы
приедем! – раздался очередной вопль Милены.
– Кто? Куда? – потрясла я головой.
– Опять сорок пять! – вскипела
Милена. – Я сто раз повторила! Мне негде встречаться с Вадиком: в
общественных местах противно, а дома Нахрената. Кстати, я сказала ей, что еду
на съемки, ну да Нахренате на все плевать… Понимаешь, Вадик не должен знать про
свекровь, это раз. Про то, что я была замужем, это два. Про отсутствие у меня
собственного жилья – это три. Я голову сломала, как мне поступить, и тут
сообразила: ваши все разъехались, вот он, шанс! Перебираюсь к тебе! Значит,
так… оборудуй гостевую, перетащи из Катькиной комнаты гардероб, на кровать
брось покрывало, которым Юлька застилает свою софу. Между нами говоря, у
Сережкиной жены барские замашки! Приобрела плед из натуральной норки… Вот
транжира!
– Покрывало искусственное, это шкурка
Чебурашки, – возмутилась было я, и тут только до меня дошла суть
сказанного Миленой. – Погоди! Ты собралась жить в нашей квартире?
– Да, недельки две-три, –
застрекотала Бахнова. – Мне вполне хватит, чтобы довести Вадика до
кондиции!
Мне не свойственно хамить людям, но сейчас у
меня невольно вырвалось:
– Ты офигела? Это абсолютно невозможно!
– Почему? – фыркнула Милена. –
Вадик почти созрел, осталась малость – оттащить его в загс. Понимаешь, он… Тут
непростая история, сейчас рассказывать ее некогда, приеду пораньше и все
объясню.
– Ты меня не поняла, – перебила я
Милену, – к нам нельзя.
– Почему?
Действительно! Вот гениальный вопрос! Ответить
на него честно: я не собираюсь даже три недели жить с тобой и с абсолютно
незнакомым парнем под одной крышей? Но хорошее воспитание, данное мне
родителями, не способствовало искренности.
– У меня дети, – попыталась я
отбиться от Бахновой.
– Лиза с Кирюшей?
– Да.
– Они не дети, а лошади! – отрезала
Милена. – Школу скоро закончат, не младенцы.
– А еще собаки! – в последней
надежде воскликнула я. – У твоего Вадима нет часом аллергии? Знаешь, это
очень опасно. Случается такая вещь, отек Квинке называется, до больницы довезти
не успеют!
– Никакими Квинками Вадюша не
страдает, – отрезала Милена. – Он очень богат, но хочет взять в жены
обычную женщину. Не гламурную светскую львицу, за которой носится хвост
прислуги. А такую, что сможет ловко управиться с хозяйством. Про коня слышала?
– Нет, – ошарашенно ответила я.
– А говорят, что у тебя высшее
образование, – с легким презрением отметила Бахнова. – Небось врут
люди, всякий человек с десятью классами слышал про лошадь на пожаре.
– У меня за плечами консерватория по
классу арфы, а не ветеринарная академия, – буркнула я, ощущая себя
паучком, на которого надвигается асфальтоукладчик.
– Еще Пушкин писал, что русская женщина
коня на скаку остановит, в горящую хату войдет, – отбрила Милена. –
Такую особу и ищет Вадим: самоотверженную, умную, бесстрашную, хозяйку,
отличную мать, любящую верную супругу. И он ее нашел – это я! Осталось лишь
продемонстрировать свои таланты на деле!
– По-моему, крылатая фраза принадлежит
поэту Некрасову, – попыталась я остудить пыл Бахновой. – И ты не
умеешь даже картошку чистить!
– От кожуры темнеют пальцы! –
возмутилась Милена. – Все, хватит спорить, ровно в двадцать ноль-ноль я
дома! То есть у тебя. Предупреди Лизку с Кирюшкой – они мои племянники, и я их
обожаю. Вадим хочет, чтобы его вторая половина любила детей. И не забудь
сделать ужин! Я его подам, как будто сама приготовила, ясненько?
– Не совсем, и…
