– И зачем нам дед с пистолетом? –
зашипела я. – По какой причине Земфира до сих пор не отправилась к новым
хозяевам? Ладно, я уже привыкла к Эльзе с ее котлетами, а от Руди и вовсе нет
никакого напряга, она тише жабы Гертруды в аквариуме, но кенгуру и пенсионер
нам определенно не нужны.
– Ты хочешь получить дом?
– Да.
– Тогда веди себя спокойно. Земфира уедет
послезавтра.
– Но почему только послезавтра?
– Возникла маленькая нестыковка в планах.
Но ее заберут, не переживай.
– А идиот с оружием?
– Фу, Лампудель! – укорил меня
Кирик. – Разве так можно! Степаныч – звено в цепи обмена. Его родственники
дают кляссер советских лет.
– Что еще такое? – только и сумела
спросить я.
– Не знаешь, что такое кляссер? –
удивился подросток. – Альбомчик, где хранят марки.
– Не о том речь, – перебила я
Кирюшу. – При чем тут марки?
– За Земфиру я получаю ковер семнадцатого
века и меняю его на собаку породы горный альтшуллер – уникальный экземпляр,
единственный в России, а в Европе их всего десять штук. Пса отдаю за собрание
постеров, которые надо дополнить марками Московской Олимпиады, и тогда…
У меня закружилась голова.
– Раньше у тебя была другая цель, ты
что-то говорил про кинжал. Ладно, уточнений не требую, только скажи, зачем мы
получили Степаныча?
Кирюша издал тихий стон.
– Ситуация постоянно меняется, но я ее
контролирую. С кинжалом вышел облом, зато появился полковник в отставке,
который живет вместе с семьей сына, у которого есть кляссер. На «Шило-мыло»
выпало объявление: «Кто возьмет папу на неделю, отдам ценные марки».
– Но зачем Степаныча спихивать на семь
дней к чужим? – недоумевала я.
– Он достал всех своих, – признался
Кирюша, – они отдохнуть от него решили. А Степанычу сказали, что дома
трубы прорвало и канализация лопнула. Вот его к хорошим друзьям сына и
отправили, на несколько суток, пока аварию не устранят.
– Мило… – пробормотала я. –
Похоже, родственники обожают дедулю. Можешь ему сказать, что в меня стрелять нельзя?
– Он на самом деле прикольный, –
хихикнул Кирюшка. – Сам предложил с собаками и Земой погулять. Правда, я
помог ему вниз стадо спустить. Слушай, ты же около дома?
– Ну да.
– Тогда транспортируй всех наверх. Сейчас
позвоню Степанычу и расскажу про тебя.
– Ага, сделай одолжение, – в полном
изнеможении ответила я. – А знаешь, я начинаю думать, что мне уже не очень
домик хочется…
– Обратной дороги нет, – строго
заявил Кирюшка и отсоединился.
Через минуту над двором понеслось зычное:
– Лампадель Андреевна!
– Здесь, – отозвалась я, высовываясь
из подъезда.
– Спешу доложить: во вверенном мне
коллективе происшествий не случилось, – заявил Степаныч, приближаясь
строевым шагом. – Появилась тут одна малосимпатичная личность с намерением
произвести вражеские действия в отношении собак, но проявленная мной
бдительность и предупреждение о возможном применении оружия обратили неприятеля
в бегство. Победа одержана по всему фронту!
– А почему у животных на спинах
цифры? – спросила я.
– Коим же образом опознать наличествующий
состав? – изумился Степаныч. – Увидишь солдата – и приказываешь ему
назвать фамилию, а тут ответа не дождаться, поэтому я применил метод клеймения
трупа.
– Что? – одними губами спросила я.
– В армии разное случается, –
вздохнул Степаныч, – гражданским лучше не знать. Я принял решение о
принудительной нумерации. Эй, номер первый!
Муля тихо гавкнула.
– Удивительного ума солдат, –
отметил Степаныч, – враз понял и отзывается. Не всякий человек такой
сообразительностью обладает – на иного хоть оборись, приказ не исполнит. Ну,
ать-два домой! Стройся по старшинству! Я первый поднимусь, а вы… э…
– Лампа, – подсказала я, –
можно по-простому, без отчества.
– А вы, значит, Лампа, за нами, чеканя
шаг, следуйте, – скомандовал Степаныч. – Эх, видали б вы, какая у меня
красота на плацу была… Ну, чего молчите?
– Надо что-то говорить?
– Следует сказать: «Разрешите выполнять?»
– пояснил Степаныч. – И я отдам приказ. Ну, давайте!
– Разрешите начинать?
– Выполнять, – терпеливо поправил
полковник и глянул на Мулю, в нетерпении переминавшуюся у закрытой двери
подъезда.
На секунду у меня возникло подозрение, что
Степаныч считает Мулю сообразительнее меня, поэтому я бойко спросила:
– Разрешите исполнять?
– Выполнять!
– Да, простите. Так можно идти домой?
Пенсионер махнул рукой:
– М-да… Кажется, правильного обращения
мне не дождаться. Номер первый!
Муля опять бойко тявкнула.
– Настоящий сержант, опора
командира! – восхитился полковник. – Входим в дом в порядке
очередности, без суеты и спешки. Запевай, ребята!
Муля завыла в голос, Феня, поколебавшись
секунду, присоединилась к подруге.
– Эх, – топнул Степаныч, – а
ну: «Когда бы девчонкам медали давали-и-и, то все бы девчонки героями
стали-и-и. Ждут они ребя-а-ат…»
Дверь стукнула о косяк, я посмотрела на Зему и
приказала:
– Теперь наша с тобой очередь. Смотри, не
споткнись о ступеньку…
Не успели мы с кенгурихой втиснуться в узкий
лифт, как в кабину с воплем: «Погодите, я с вами!» – влетел как всегда
«тепленький» сосед по лестничной клетке Костя Якобинец.
И тут я выронила ключи. Пришлось присесть и
искать связку на полу.
– П-привет, Л-лампа, – стал вдруг
заикаться Костя.
– Здорово, – буркнула я, не
поднимаясь с корточек.
На секунду воцарилась тишина, потом пьяница спросил:
– А че у тя с мордой?
– Лицо как лицо, – ответила я.
– Больно глазья большие, – не
успокаивался Якобинец, – и нос, того самого, шибко коричневый. Много пудры
натрусила.
