– Потом. Речь идет о жизни и смерти.
Немедленно дайте ее телефон.
– У кого есть ее номер? – загудели
студентки. – Может, у Ирки?
– Он же у меня определился, –
спохватилась рыженькая и вытащила мобильный, – во, точняк, записывайте.
Забыв сказать притихшим студенткам «спасибо»,
я ринулась назад, на бегу тыча пальцем в кнопки. Ту-ту-ту-ту… Потом раздалось
недовольное, сонное:
– Слушаю.
– Алла?
– Да.
– Как вы себя чувствуете?
– Хуже не бывает, – заныла
собеседница, шмыгая носом, – голова болит, горло горит, кашель ужасный,
вид страхолюдский.
– Вы сейчас дома?
– Звоните по домашнему номеру и
интересуетесь, где я?! – попыталась повысить голос Аллочка. –
Вообще-то вопросы следует задавать мне. Что вам надо? И кто вы такая?
– Майор Романова, Главное следственное
управление, МВД.
– Ой, – Аллочка сразу потеряла весь
свой гонор, – из кафе нажаловались? Из «Гвоздики»? Неправда, мы с
девчонками ничего не сделали, официантка первая начала…
– Мелкие скандалы не по нашей
части, – быстро прервала я ее. – Алла, вы сейчас одна?
– Да, мама в командировке.
– Слушайте меня внимательно. Никому не
открывайте дверь.
– Вообще?
– Да.
– Даже соседям?
– Да, в особенности не впускайте к себе
цыганок.
– Думаете, в Москве найдутся дуры,
способные открыть дверь этим чудищам? – удивилась Алла.
Я закашлялась. Ну почему же сразу дуры?
Встречаются отдельные наивные дамы, верящие в голодных младенцев.
– А если ко мне Серега придет? – не
успокаивалась Алла.
– Вы же вроде гриппом заболели, –
рассердилась я, – нечего кавалеров зазывать, инфекцию распространять.
Никого не впускайте, только меня.
Алла противно захихикала.
– Как мне вас узнать? Чай вместе мы не
пили.
Признав правоту Свириденко, я стала описывать
себя.
– Маленькая худенькая блондинка, глаза
голубые. Буду одета в джинсы, черные сапожки и серую куртку с опушкой из
искусственной лисички.
– Не много, видно, вам платят, –
съязвила Аллочка, – если денег только на синтетику хватило.
Я пропустила мимо ушей беспардонно хамское
замечание и спросила:
– «Глазок» на двери есть?
– У нас видеофон.
– Еще лучше, я выну удостоверение и
покажу вам. Повторяю снова: положение очень серьезное, речь идет о жизни и
смерти, вашей, поэтому проявите крайнюю осторожность.
– Ладно, – слегка испуганным голосом
ответила Алла, – как говорите, вас зовут?
– Евлампия Романова.
– Угу, поняла.
– Вот и славно, записываю ваш адрес.
Аллочка жила не так далеко от академии. Когда
дверь отворилась, стало понятно, что девушка на самом деле больна. У Аллы были
красные глаза, распухший нос и потрескавшиеся губы. Увидев меня, хозяйка
сморщилась, с аппетитом чихнула и прогундосила, глядя на красные «корочки»:
– Вы, что ли, Евстафия из милиции?
– Евлампия.
– Ну и имечко! Жуть берет, –
хмыкнула девица и снова оглушительно чихнула. – Ваще, блин, скрутило меня
пополам! Чего случилось-то? Ни фига я не поняла. Позвонили, наорали.
Стараясь держаться подальше от разносчицы
инфекции, я вошла в прихожую и сурово спросила:
– Римму Борискину знаете?
– Ну, – лениво ответила Алла.
– Да или нет?
– Да.
– Она ваша подруга?
– Ну… ваще… общаемся.
– Несмотря на разницу в возрасте?
– Ну разница небольшая. Римка, правда,
маленькая, но ведет себя суперски, ни в жизнь не подумаешь, что она школьница.
Наши все ее за студентку вначале принимали.
– Зачем же Римма к вам в институт
постоянно ходила?
– Она поступать к нам хочет, –
пустилась в объяснения Аллочка, – в кружок «Юный медик» записалась, я там занятия
веду, вот Римка со мной подружилась, ну и… Эй, а что это вы у меня ею
интересуетесь? Спросите у нее.
– У кого? – поинтересовалась я.
– Так у Риммы.
– Вы когда в последний раз общались с
Борискиной?
– Да три дня назад по телефону трепались,
она сегодня ко мне прийти обещала, небось к вечеру прирулит, – сказала
Алла, – у меня мама в командировку укатила, она часто уезжает, ей за
работу вне Москвы двойная оплата идет. А у Римки мать пьет по-черному, прямо
без продыху. Вот Борискина у меня и ночует, когда нет никого. Засядет в ванной
и стонет: «Эх, Алка, классно у вас! Лежи в пене, никто в дверь не стучит, не
орет: «Выходи скорей, всем помыться надо». Кафель розовый, кругом чистота. Вот
выучусь, разбогатею, куплю себе квартиру и тоже красоту наведу».
– Ваш отец не возражает против визитов
Риммы?
– Нет, – хохотнула Аллочка, –
потому что его у меня нет. Был, наверное, но встретиться с ним как-то не
удалось. Мамуля молчит, ничего не рассказывает, у меня ее фамилия.
– Алла, – тихо сказала я, –
боюсь, я принесла вам очень плохие новости.
Девушка внезапно побледнела так, что ее губы
по цвету сравнялись со щеками.
– Мама! Она попала в аварию!
– Нет-нет, я имела в виду Римму.
На лице Аллочки появилось выражение явного
облегчения.
– Фу, напугали. Что с ней?
– Римма умерла.
– Как? – вытаращила глаза
девушка. – Вы че! Таким не шутят! Римка маленькая совсем, с какой стати ей
в ящик играть?
– Причина смерти пока не
установлена, – осторожно добавила я, – вроде у нее сердце больное
было. Нездоровая генетика, тяжелое голодное детство, побои. Наверное, Римме
доставалось от матери.
