– А она всегда на нас в школе шипела:
«Извольте здороваться». Сама же, сколько ни приходит, никогда «здрасте» не
скажет. Ну обхохочешься!
С этими словами она исчезла. Я вздохнула:
очевидно, Жанне от природы достался счастливый характер, ничто не может лишить
ее веселого настроения.
Лена по-прежнему сидела в кабинете. Увидев
меня, она слегка побледнела и спросила:
– Вернулись?
Я кивнула:
– Ага.
– Не нашли Мастерову?
– Спасибо, мы встретились и побеседовали.
– Да?
– Да!
И обе замолчали. Я смотрела на Лену, та опять
схватилась за коробочку со скрепками и принялась вертеть ее в руках. Наконец
молчание стало невыносимым, и Лена не выдержала:
– А зачем вы опять пришли?
– Поговорить, – односложно ответила
я.
– О чем?
– О Жене.
– О ком? – Она прикинулась плохо
понимающей ситуацию. – О моей дочери?
– Насколько я поняла, она не Женя, а
Жанна!
– Да, конечно, но…
– Я говорю об Евгении Баратянском.
– Он умер, – тихо сказала Лена.
– Нет, – покачала я головой. –
Женя жив. И вы это великолепно знаете!
Лена побледнела еще сильней. Я поняла, что иду
по правильному пути, и приободрилась.
– Лучше будет, если вы расскажете правду!
Она молчала, прижимая к груди коробку со
скрепками.
– Все равно отыщу Баратянского, –
вздохнула я, – это, ей-богу, не так уже трудно. Но если вы нам не
поможете, у нас возникнет твердая уверенность: вы с ним в доле. Если учесть
богатое наследство, оставшееся от несчастного Семена Кузьмича, то вам не позавидуешь.
Бывший любовник, отец вашего ребенка, решил избавиться от отца и его
молоденькой жены, чтобы получить квартиру, дачу, машину и так далее. А вы ему
помогали. Ну-ка, подумайте, чем это вам грозит?
– Я никому не помогала, – прошептала
Лена.
– Вам трудно будет доказать вашу
непричастность к преступлению, – выпалила я и быстро прикусила язык.
Да уж, подобную фразу никак не мог произнести
человек, официально занимающийся расследованием. В нашей стране существует
презумпция невиновности. Лене совершенно не нужно доказывать, что она не
замешана в убийстве. Милиция обязана сначала найти веские улики, говорящие о ее
виновности. Пока их нет, библиотекарша считается белой и пушистой. Вот так!
Но Лена, очевидно, не знала про презумпцию
невиновности или забыла о ней, потому что пробормотала:
– Ладно, в конце концов, я ничем не
обязана Баратянским, меня сдерживала только порядочность, да и умерли они,
позор теперь их не коснется. Я расскажу вам печальную историю, но вы должны
пообещать, что, узнав правду, оставите меня в покое. Я к убийству не причастна!
Я кивнула:
– Хорошо.
Лена неожиданно спросила:
– Хотите чаю?
Решив, что это поможет откровенной беседе, я
кивнула. Она открыла шкафчик и занялась чайной церемонией. Наконец передо мной
появилась кружечка с изображением собачек, точь-в-точь такая, какую я подарила
Юлечке.
– Мне придется начать издалека, –
вздохнула Лена, – а то вы не поймете.
– Вся внимание, – улыбнулась я.
Леночка познакомилась с Женей в библиотеке. Она
только-только пришла туда на работу и чувствовала себя более чем неуютно. Лену
воспитывала одинокая мама, учительница русского языка и литературы. Отца
девочка не знала, он бросил жену еще до рождения ребенка. Анна Львовна больше
никогда не связывала свою жизнь с мужчинами, целиком посвятила себя дочери,
которую постаралась воспитать праведницей. Леночке с самого детства внушалось:
с мальчиками не дружи, обязательно обидят.
Когда дочери исполнилось пятнадцать, Анна
Львовна утроила бдительность и принялась внушать девочке, что работа – это
главное в жизни, в семье нельзя быть счастливой, и всем мужчинам от женщины
нужно лишь одно… А добившись своего, представители сильного пола мигом
испаряются за горизонтом.
Когда перед Леной встал вопрос о выборе
института, Анна Львовна настояла на библиотечном факультете. Девочка, не
отличавшаяся особыми талантами, по привычке послушалась матушку. Отучившись
один семестр, Лена поняла, отчего мать толкала ее именно сюда. По коридорам
института ходили косяки девушек, юношей тут было всего двое: Алик, носивший
бифокальные очки, и Роман, болезненно хрупкое существо, ростом чуть повыше
кошки.
Но даже такие кавалеры мигом оказались
прибраны к рукам. Впрочем, большинство девочек ко второму курсу нашли себе пару
вне стен вуза, но Леночка никогда не ходила на танцы и шарахалась от парней,
пытающихся с ней познакомиться.
Получив диплом, она попала в библиотеку имени
Виктора Гюго и работала на выдаче книг. Коллектив состоял из одних женщин, их
же было подавляющее большинство и среди читателей. А редкие мужчины, желавшие
взять на дом книгу, оказывались, как правило, женаты. Впрочем, кое-кто из них
явно был не прочь завязать интрижку с хорошенькой серьезной библиотекаршей, но
Лена, увидев в абонементе слово «женат», моментально пресекала любые попытки к
знакомству.
Ее так воспитала мать: береги себя, жди
принца, а если он не появится, то живи одна. Умри, но не давай поцелуя без
любви, лучше жить в хижине, чем во дворце, иметь деньги стыдно… И Лена ждала
своего принца на белом коне, с букетом роз в одной руке и заявлением в загс в
другой. И он появился – Женя Баратянский, сын Розалии Львовны.
Леночка влюбилась сразу, как только увидела
парня. Он выглядел самым настоящим героем девичьих грез: во-первых, Женя был
красив. Стройная фигура, чуть вьющиеся каштановые волосы, карие глаза, которые
в зависимости от настроения парня меняли цвет: становились то ореховыми, то
совсем черными. Еще Женя умел произвести хорошее впечатление на окружающих, он
был улыбчив, воспитан, предупредителен, вставал, если в комнату входила дама,
умел поддержать беседу на любую тему, великолепно одевался. И он не был женат!
Леночка только вздыхала, глядя на сына Розалии
Львовны. Она понимала, что ей нечем заинтересовать такого потрясающего
кавалера. Внешность у нее самая простецкая, фигура не ахти: узкие бедра,
широкие плечи, у женщины должно быть все наоборот. Евгений не обращал на Лену
особого внимания, он был с ней безукоризненно вежлив, но и только.
