Ну не говорить же девочке правду: я придумала
повод, чтобы ты подсказала, где отыскать Веру.
– Да, собиралась.
– Вот поэтому я и звоню, –
затараторила Аня, – одолжите мне, пожалуйста, денег, я потом их отработаю,
на именинах прислуживать буду. Могу окна дома помыть, квартиру отдраить, в
общем, что скажете. Уж извините за такую наглость, но мне Веру хоронить надо,
ни копейки нет, а взять неоткуда…
– Можешь дальше не объяснять, –
быстро перебила ее я, – конечно, дам тебе денег, боюсь только, что много
не наскребу. Сколько тебе надо?
– Триста долларов, – ответила Вера и
быстро поправилась:
– Можно двести, сто, пятьдесят, короче,
сколько дадите.
– Хорошо, но сегодня я занята, давай
завтра утром встретимся.
Аня вздохнула:
– Мне в девять утра гроб оплачивать надо.
А вы где вечером будете? В гостях? Можно я к
полуночи приеду?
– Это очень поздно.
– Вы спать будете?
– Да нет, я боюсь задержаться!
– Я подожду.
– В такое время молодой девушке лучше не
ходить одной.
Аня тихо засмеялась:
– Я с работы почти всегда под утро
возвращаюсь. Говорите адрес, приеду к часу ночи, если только не побеспокою вас.
Сказав Ане координаты квартиры, я дошла до
метро и застыла на обочине. Стояла невыносимая жара. Погода в Москве капризна,
как подросток.
С утра дул прохладный ветерок, небо хмурилось
тучами, и большинство людей нацепило на себя куртки. Я тоже накинула ветровку и
сунула в сумочку зонтик. Впрочем, я давно заметила, стоит мне его прихватить и
утеплиться, как серая мгла рассеивается и устанавливается жаркая погода.
Но, похоже, «правило плаща» срабатывает не
только со мной. Большинство прохожих было слишком тепло одето. Около меня на
тротуаре остановилась пара: мать и дочь.
– Жарко, – заныла девочка на вид лет
пяти, дергая мать за руку.
– Сейчас папа подъедет, потерпи, –
нервно ответила та.
– Пить хочу.
– Хорошо.
– Мороженое купи!
– Тебе нельзя.
– Нуу-у… Хочуу-у…
– Лиза, успокойся, – велела
мать, – знаешь ведь, доктор велел горло беречь.
– Тогда вон ту куклу купии-и!
Женщина шлепнула дочь, та разрыдалась. Мать
попыталась урезонить ребенка.
– Хватит вопить! – воскликнула она,
но девочка не собиралась затихать.
Она начала топать ногами и мотать головой,
явно надеясь на то, что мать, желая погасить скандал, приобретет ей игрушку. Но
родительница решила не потакать ее капризам, она сурово нахмурилась и заявила:
– А ну заткнись, если сейчас же не
прекратишь выть, отдам тебя вон той тете.
Палец, украшенный массивным золотым кольцом,
указал на полную особу, стоявшую чуть поодаль от меня. Лично мне кажется, что
пугать ребенка передачей в чужие руки не следует. Большинство детей с пеленок
очень хорошо знают: мама их обманывает, она ни за какие пряники не расстанется
с капризным отпрыском. Оставшееся меньшинство, способное поверить в подобный
поворот событий, может испугаться до паники и забиться в еще более сильной
истерике. Но многие женщины охотно стращают малышей, а люди, которым пообещали
отдать бутуза, как правило, начинают им подыгрывать, делают страшное лицо и
гудят:
– Ага! Сейчас увезу тебя с собой, а ну иди
сюда!
Наверное, мать Лизы, тыча перстом в толстую
бабу, ожидала именно такой реакции, но прохожая повела себя нестандартно.
Смахнув со лба пот, она подперла кулаками то место, где у некоторых дам
случается талия, и заорала:
– Да пошла ты вон! На фиг мне еще одна
спиногрызка! Своих девать некуда! Ну народ, родила, а теперь избавиться хочет!
В детдом сдай! Чего мне втюхиваешь?
От удивления Лиза замолчала. Ее мать
остолбенело посмотрела на бабу, затем сгребла дочь в охапку и зигзагом, словно
заяц, уходящий от погони, побежала за ларьки.
– Ваще прям! – кипела тетка. –
Видали такое!
Подходит и говорит: «Берите девку».
Я с изумлением слушала ее. Надо же,
оказывается, встречаются женщины, способные воспринимать фразу «не станешь
слушаться, отдам тебя вон той тете» абсолютно серьезно!
С проезжей части послышался гудок, второй,
третий. Я машинально посмотрела на поток машин. Из нового, блестящего джипа
высунулся мужчина размахивая книгой, и, крикнул:
– Арина! Идите сюда, припарковаться
негде.
Я нырнула в приоткрытую дверь, шофер быстро
поехал вперед.
– Вот козлы, – с чувством произнес
он, – кто же так тачки бросает, вдоль тротуара, а? Извините, Арина! Давно
стоите?
– Только что подошла, – осторожно
ответила я, – вы меня мгновенно узнали!
Дэвид улыбнулся, его лицо сразу стало
приятным, располагающим.
– Ну на книжке великолепное фото, –
сообщил он, – вы там как живая!
Я вздрогнула. Отбирая снимок для обложки,
Олеся Константиновна долго колебалась, рассматривая предлагаемые варианты,
потом наконец решилась:
– Пусть будет эта, попрошу наших ее
чуть-чуть подретушировать, а то лицо бледное, согласны?
Я кивнула, не слишком хорошо понимая, что
такое ретушь. Когда же книга появилась на свет, меня, как говорит Кристина,
переколбасило. Со снимка смотрело чернобровое, краснощекое, красногубое
существо. Мои вечно торчащие в разные стороны светлые волосы художник
«причесал». Но превратить шевелюру в старческую укладку, какую любят
восьмидесятилетние бабуси-немки, ему показалось недостаточным, поэтому он
изменил мне еще и цвет волос, они стали апельсиново-рыжими.
Потом, войдя во вкус, «Репин» пририсовал к
моим ушам здоровенные бело-красные серьги, а на шею «надел» бусы, такие же
аляповатые и жуткие. Мой нежно-розовый свитер трансформировался в ядовито-зеленую
водолазку, а пальцы украсились красными, не правдоподобно длинными и острыми
ногтями. Если бросить на фото беглый взгляд, то сразу создается впечатление:
писательница Виолова, намазав на лицо слой штукатурки толщиной с Великую
Китайскую стену, только что сладострастно разодрала когтями живое существо и,
судя по цвету губ, съела его сырым.
Понимаете теперь, отчего я содрогаюсь, когда
кто-нибудь радостно восклицает, потрясая моей книгой:
