– Но очень и очень несобранный, –
продолжала Олеся Константиновна, – еще ни разу не сдали книгу вовремя.
Честно говоря, это немного напрягает издательство, мешает его ритмичной работе.
Вот поэтому я решилась дать вам один совет, организационный. В ваших рукописях,
как правило, около трехсот двадцати страниц.
– Триста пятьдесят, – пискнула я.
– Хорошо, – кивнула редактор, –
и работаете вы над повестью три месяца.
– Да.
– Триста пятьдесят, – защелкала
калькулятором Олеся Константиновна, – разделить на девяносто дней,
получим.., получим.., примерно четыре страницы. Если вы ежедневно станете их
писать, то через три месяца безо всякого напряга и мучений получится детектив.
Вам ясен ход моих рассуждений?
– Более чем, – кивнула я – Ну и как?
– Прямо завтра примусь за планомерную
работу.
– Вот и здорово! – повеселела Олеся
Константиновна. – Кстати, Смолякова именно так и поступает. Правда, она
выдает за сутки по двадцать листов текста формата А-4, но нельзя от всех
требовать подобной работоспособности!
Придя домой, я, горя желанием хоть отдаленно
походить на Смолякову, уселась за стол и уставилась на стопку кипенно-белых,
абсолютно чистых листов бумаги. Сначала сгрызла два карандаша, потом сломала
несколько ручек, сходила попить чаю, промучилась еще несколько часов, но так и
не выдавила из себя ни строчки.
Ну не понимаю, каким образом госпожа Смолякова
выдает ежедневно на-гора столько текста.
Может, она и не живой человек вовсе, а робот?
Решив отложить начало новой жизни на завтра, я
плюхнулась в кровать и заснула. Но ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье
книга не писалась. По расчетам Олеси Константиновны, у меня сейчас должно уже
быть шестнадцать страниц, а на самом деле кипа листов так и осталась девственно
чистой. Может, лучше создавать в день по восемь страниц? Тогда я пока еще
побалбесничаю, а потом как сяду, как схвачусь за ручку да как напишу! Вот
только о чем? Ну скажите на милость, где Смолякова нарывает сюжеты для своих
книг?
В воскресенье вечером, побывав у Лариски, я
заснула в самом отвратительном настроении, дав себе честное слово проснуться
завтра в шесть утра и кинуться к письменному столу. И вот пожалуйста, меня
вытаскивает в семь сорок пять из-под одеяла нахалка, спрашивающая противным
голоском, не разбудила ли меня.
Да мне давно пора работать!
– Извините, если нарушила ваш
покой, – неожиданно пропищала трубка.
– Ничего, – рявкнула я, – мы,
писатели, в это время уже пишем.
– Ой, простите.
– Не беда.
– Когда вам можно перезвонить?
– Говорите сейчас.
– Не хочу мешать творческому процессу.
– Ерунда.
– Право, мне неудобно, назовите время.
– Да зачем вы звоните!
– Ой, не сердитесь!
– Мне и в голову не пришло сердиться.
– Меня Юлей зовут.
– Очень приятно. Виола.
– Да знаю, – хихикнула Юля, –
ну вот, теперь мне влетит.
– От кого и за что?
– От Архипа Сергеева!
– Это кто такой?
– Вы не знаете?!
В голосе Юли прозвучало такое удивление,
словно она произнесла слова «Иисус Христос», а я не поняла, о ком идет речь.
Неожиданно я обозлилась на наглую девицу: ну с какой стати мне всех знать!
– Понятия не имею об Архипе
Сергееве, – рявкнула я – Вот! Вы таки рассердились, – заныла
Юля, – теперь откажетесь прийти, а меня уроют.
Я тяжело вздохнула. Ситуация прояснилась. Юля
небось работает администратором на телевидении, и в ее обязанности входит
приглашать гостей в шоу. Меня же с некоторых пор начали звать на всякие
передачи. Правда, центральные каналы и примкнувший к ним СТС не жалуют госпожу
Виолову, очевидно, не считают ее достаточно популярной. Зато у кабельного телевидения
я нарасхват и являюсь теперь звездой телеэкрана, так сказать, третьей
категории.
– Что у вас за мероприятие?
– Жутко интересное!
Ясно, боятся, что проект провалится, и потому
начинают с персоны, которая не очень будет злиться, если передача не пойдет вообще.
Масса программ умирают на стадии так называемого «пилота», и звезды крайне
неохотно идут на подобные эксперименты. Потратишь три, четыре часа – и все
впустую. Пресс-атташе «раскрученных» артистов, как правило, спрашивает:
– Ваша программа уже стоит в сети? Нет?
Тогда мы не придем.
Но мне, только-только делающей себе имя, не
пристало кривляться, поэтому я со вздохом сказала:
– Хорошо. О чем речь пойдет?
– Это просто.., ну, нужно поболтать.
– Тема какова?
– Ну.., о песнях.
– О песнях? Юля, вы меня с кем-то
перепутали? Я пишу детективы.
– Нет, – обиженно ответила
девушка, – хотя частенько я перевираю чужие имена. Но вас хорошо знаю.
– С какой стати мне говорить об эстраде?
– Ваша последняя книжка о певице.
– Не совсем верно. Там просто в самом
начале убивают примадонну, которая некогда пела на сцене.
– Вот видите! – оживилась
Юля. – Наша темочка!
Неожиданно во мне проснулся интерес.
– А что, за кулисами часто кого-то
убивают?
– Физически нет, – охотно ответила
Юля, – но гадостей могут кучу сделать, ну, допустим, насыплют вам в туфли
крупную соль.
– Зачем?
– абсолютно искренне удивилась я.
Собеседница захихикала:
– Ну а вы попробуйте, напихайте соли себе
в ботиночки и походите. Она сначала ноги натрет, а потом растворится, и ссадины
будут огнем гореть.
– Вот ужас!
– Ага. А теперь представьте, что в этот
момент вы по сцене скачете! Ой, вы лучше скажите – придете?
– Куда?
– Сегодня вечером, в зал «Рондо», к
девятнадцати часам.
Я изумилась до крайности.
– «Рондо»? Но это же одна из самых
крупных площадок Москвы, думаю, очень дорогое место.
