– Насколько помню, «Радость кокетки»
стандартного размера, – пояснил пиарщик, хватая картонный цилиндр.
На секунду меня царапнуло недоумение. «Радость
кокетки»? Вот незадача, как всегда, я перепутала название. Просто беда, не
способна запомнить самую простую вещь.
Вот какой торт велел купить Федор! Наверное,
он пробовал его у кого-то в гостях и решил: тележурналистам следует подать
именно такой. А я перепутала и приобрела «Счастье…» э… э… Чье же счастье сейчас
откроется на столе? Ах да, Лолиты! Очень надеюсь, что кондитерский шедевр под
этим названием окажется вкусным. Хотя какие тут могут подстерегать сюрпризы? В
одном торте чуть больше крема и чуть меньше цукатов, в другой положат какао,
третий посыплют марципановой крошкой.
– Вау! – взвизгнула Анеля.
– Ого-го! – подхватил Юра.
В этот момент я заваривала на кухне чай.
Услышав восхищенные возгласы, я снисходительно улыбнулась. Кондитерская на
Кутузовском не зря славится на всю Москву, вот и сейчас съемочную группу
охватил восторг от одного вида «Счастья Лолиты».
– Быстро сними его, – потребовала Анеля.
– Нет, – ожил Федор, – никогда!
Весьма удивленная реакцией пиарщика, я
приблизилась к столу, глянула на выпечку и застыла.
«Счастье Лолиты» оказалось огромной лепешкой
нежно-зеленого цвета, очевидно, изображающей лужайку. А на ней в непринужденной
позе возлежала мужская фигура из черного шоколада, выполненная с пугающим
натурализмом. Глаза у негра были темно-синими, очевидно, роль очей играла
голубика, рот кондитер выполнил из сочной клубники, торс отлил из чистой
какао-массы. В пупке фигуры торчало здоровенное кольцо, сильно смахивающее на
золотое, но при более детальном рассмотрении становилось понятно: это цукат из
лимонной корочки. Но самое невероятное имелось у «шоколадного зайца» пониже
пояса. Природная деликатность не позволяет мне… да.. кхм.. извините, попытаюсь
все же довершить описание африканца. Так вот, в том месте, где начинаются ноги,
имелось нечто, размером почти с останкинскую телебашню. Собственно говоря,
именно из-за этого «нечто» коробка и оказалась столь высокой.
– Ничего себе! – выдохнул Юра. –
Никогда такого не видел, хоть в баню часто хожу.
– В буфете подобное не выставят, –
протянула Наташа.
– Так я не про торт, – пояснил
Юра, – а про… ну… сама понимаешь…
– Креативно, – хихикнул Костя. – А
его едят? Хотя лично я не сумею укусить это!
– Это – цукат из морковки, – заржала
Анеля. – Ну, Арина! Круто! Уели нас!
Федор вытащил платок и принялся нервно
вытирать лоб.
– Понимаете, – заблеяла я, – хотела
приобрести… «Улыбку гейши», то есть нет, «Радость дамы», ой… ну как ее… В
общем, того, что я желала, не нашлось, предложили вот этот вариант.
– Надо обладать весьма специфическим чувством
прекрасного, чтобы… – начала Наташа и кашлянула.
Из стены опять выпало яйцо и превратилось в
лужу. Федор вздрогнул, схватил огромный нож и за пару секунд превратил «Счастье
Лолиты» в мелконарезанные руины. Затем пиарщик разложил угощенье по тарелкам и
начал безостановочно сыпать анекдотами.
Съемочная группа налетела на сладкое, я, начисто
лишенная аппетита, с огромным трудом впихнула в себя чайную ложку лакомства. На
вкус торт оказался более чем обычным: бисквит, пропитанный коньяком и
украшенный шоколадом, шокирующим в угощенье являлся лишь его внешний вид.
Вдоволь посмеявшись над болтовней Федора,
Наташа попросила:
– Арина, соберите посуду и отнесите на кухню,
нам нужна милая бытовая деталь: писательница не белоручка, она лично наводит
порядок.
– Без проблем, – заулыбалась я, –
очень легко.
Составив чашки и блюдца на поднос, я медленно
вошла на кухню и быстро пробежалась глазами по прикрепленным бумажкам. После
идиотской ситуации со слишком сексуальным тортом очень не хотелось признаваться
в том, что не понимаю, где тут посудомоечная машина. И потом, если дом строила
я, для себя и своей семьи, то глупо сейчас находиться в недоумении. Ага, вот и
нужная дверка, к ней прилеплен листочек «Грязь. Свисти».
Я смело выполнила предписание.
– Фью.
Неожиданно рабочая поверхность раздвинулась,
открылось отверстие. Немного странная конструкция для посудомоечной машины, как
правило, у той распахивается дверка, нужно выдвинуть проволочные корзинки и
аккуратно поставить туда блюда, тарелки и прочую утварь. А тут просто круглая
дыра не слишком большого размера. Правда, чашки и блюдца пролезут в нее легко,
но как поступить с кастрюлями и сковородками?
– Что-то не так? – с радостным
предвкушением осведомилась Анеля.
Не желая терять лицо перед весьма агрессивно
настроенной журналисткой, я улыбнулась:
– Нет, – и начала осторожно пропихивать в
дырку стоявшие на подносе части очень красивого и дорогого сервиза, купленного
Томочкой пару месяцев назад.
В этом доме из стены выпадают сваренные
всмятку яйца, а от кашля или чихания гаснет свет, отчего бы посуде не принимать
душ в более чем идиотском шкафчике? Что же касаемо кастрюль и сковородок, то о
них подумаю потом, сейчас имею лишь чашки с блюдцами и тарелочки из-под торта.
Опустошив поднос, я свистнула, отверстие
закрылось.
– Оригинально, – злобно прошипела
Анеля, – небось не одну тысячу баксов прибамбасик стоит. Да уж, некоторые
купюры лопатой гребут. А за что… За то, что портят русский народ своими
идиотскими историями.
Не желая влезать в словесную драку, я все с
той же ласковой ухмылкой сделала шаг в сторону, и тут началось! Под столешницей
послышалось гудение, с каждой секундой оно делалось все сильней и тревожней,
потом шкафчик начал трястись, из него полетело звяканье, хруст, треск, звон…
Затем шум стих, и мелодичный женский голос сообщил:
– Утилизация отходов произведена.
Я заморгала, Федор свистнул, столешница
послушно разъехалась, пиарщик растерянно глянул внутрь.
– А где чистая посуда? – ошарашенно
спросил он.
Я приблизилась к моечному агрегату и, особо не
мудрствуя, запихнула в отверстие руку. Пальцы ощупали сначала стенку, потом
дно. Ничего! Пусто! Только торчит здоровенный винт.
– Апчхи! – со вкусом издала Наташа.
Из стены выпало очередное яйцо, но мне было
плевать на новую лужу, я лихорадочно ощупывала острые лопасти. Наконец до меня
дошла ужасающая правда. Это не посудомойка! Я засунула любимый сервиз Томочки в
измельчитель для мусора!
