– Какая ты жестокая, – покачала головой
Элла. – Надо любить людей, понимать их, сочувствовать им, только так можно
построить правильные отношения. Человек человеку – друг, товарищ и брат!
– По-моему, ты дура, – с презрением
заявила Ира. – Человек человеку волк, в лучшем случае свинья. Надо думать
лишь о себе, вот тогда проживешь счастливо. Скажи, у нас денег много?
– Не очень, – спокойно ответила
мать. – Сама знаешь, живем от получки до получки, экономим на многом.
– Вот-вот, – кивнула Ира, – а
зачем-то еще прихлебалок кормим.
– Кого? – изумилась Элла.
– Нюру и Маню! – рявкнула Ира. –
Живут, за коммунальные услуги не платят, едят без стеснения, электричество
жгут, а еще ты им рубли отстегиваешь. За что?
– Ира! – пораженно воскликнула Элла
Дементьевна. – Маня тебя вырастила, вынянчила! А без Нюры мы просто
пропадем, она мастер на все руки, целый день по хозяйству хлопочет!
– Ладно, – нехотя согласилась
Ирина, – Нюрку можно оставить, хоть прок от бабы небольшой, она в основном
на диване лежит. А Маню вон! На один рот меньше, нам легче.
Элла Дементьевна подняла на дочь глаза:
– Мане некуда идти, мы ее семья!
– Ой, ой, ой… – закривлялась Ира, – можно
подумать, она родственница…
И тут Элла встала, выпрямилась и жестко
сказала:
– Нюра и Маня для меня как родные, тебе
придется смириться с этим фактом. Они никогда отсюда не уйдут!
Маня, подслушивавшая разговор из коридора,
опрометью бросилась в туалет, так ей стало страшно. Подобного тона у хозяйки
она ни разу не слышала. Оказывается, Элла умела разговаривать, словно диктор
Левитан, а бедная Манечка всякий раз холодела, услыхав из приемника голос:
«Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза!»
Глава 13
Через год после того, как Ирочка пожелала
выгнать Маню, Элла Дементьевна умерла. Домработницы, горько рыдая, устроили
поминки, помыли посуду и на следующий день после скорбных процедур вдруг
поняли: их благодетельницы нет.
– Что нам теперь делать? – испугалась
Маня. – Ирочка вон вытурит.
– Не знаю… – растерянно ответила Нюра.
Впервые в жизни женщины сообразили: в Москве
они проживают на птичьих правах, Ирочка правильно оценила положение
домработницы и няньки. Не успела земля на могиле Эллы осесть, как девушка
заявила:
– У меня нет денег вам платить.
– И не надо, – живо замахала руками Маня.
– Сами тебе дадим, – воскликнула
Нюра, – накопили чуток!
– Куда ж нам их тратить? – подхватила
Маня. – Ты нам дочка!
– Нашлись маменьки… – фыркнула Ира. –
Собирайтесь.
– Нам идтить на улицу? – уточнила Нюра.
– По месту прописки, – ехидно ответила
воспитанница, – в деревню.
– Мы там всю жизнь не были, – попыталась
разжалобить Иру Нюра, – уж и не знаем, стоят ли родительские хаты.
– А вот это ваши проблемы! – рявкнула Ира
и ушла.
Нюра и Маня поплакали, а затем начали ломать
голову, как быть. Два дня они в полной растерянности сидели дома, а на третьи
сутки к ним явился участковый, за широкой спиной которого маячила ухмыляющаяся
Ира.
– Сигнал поступил, – кашлянул
сержант, – о нахождении на данной жилплощади лиц без прописки и
постоянного места работы. Документики попрошу.
– А где наши паспорта? – испуганно
спросила Маня Нюру.
– У Эллы Дементьевны в шкафу, – вспомнила
подруга и ринулась в комнату покойной хозяйки.
– Может, чайку? – робко предложила
участковому Маня.
– Спасибо, я при исполнении, – ответил
мужчина.
– Чай не водка, – решила наладить контакт
с представителем властей нянька.
– Видали? – сердито воскликнула
Ира. – Распоряжается тут, как у себя дома!
– Разберемся, гражданочка, – сурово
перебил ее участковый, взял принесенные Нюрой документы, внимательно изучил
странички, потом глянул на Ирину и укоризненно сказал: – За обман можно и пятнадцать
суток дать.
– Вы о чем? – не поняла Ира.
– Вот штамп, – ткнул пальцем в один из
паспортов милиционер, – все у них честь по чести. У Марии Андреевны
комната номер один, у Анны Ивановны номер два, следовательно, ваша третья. Где
тут номера на дверях? Уж разберитесь.
– Они тут прописаны? – завизжала
Ира. – Не может быть!
– Смотрите, – пожал плечами участковый.
Так Нюра и Маня узнали, что незадолго до
смерти Элла Дементьевна позаботилась об их судьбе. Просто сходила в паспортный
стол, дала, видимо, малую толику деньжат его сотруднице и оформила бумаги, не
поставив о том в известность ни домработницу с нянькой, ни дочь.
Дальше – больше. В мае позвонила Нелли
Ильинична, сменившая на посту директора внезапно умершую Эллу, и сказала
подругам:
– Раньше вы тут формально числились, но теперь
можете начинать работать.
Нюра и Маня не поняли, о чем идет речь, но
поехали в библиотеку, и снова их ожидало удивление. Оказывается, Элла
Дементьевна оформила женщин на ставки уборщиц. Деньги, положенные им, она
делила между не слишком хорошо зарабатывающими библиотекаршами, и те, крайне
довольные прибавкой, сами смахивали пыль с подоконников и терли тряпкой полы.
Нюре и Мане шел рабочий стаж.
– Элла Дементьевна очень просила оставить вас
на службе, – спокойно пояснила Нелли Ильинична, – многократно
повторяла: «Если я умру, тебе библиотекой править, так уж не брось моих». Элла
Дементьевна мне столько хорошего сделала! Я не могу ее подвести, поэтому
предлагаю: хотите – приходите работать, не хотите – оставим все по-старому.
– Нам зарплата нужна! – воскликнула Нюра.
– Значит, жду завтра, – кивнула Нелли.
Маня с Нюрой вышли на улицу и побрели к метро.
Самым расчудесным образом их, казалось, неразрешимые проблемы испарились: у
женщин имелось жилье и работа. А все благодаря предусмотрительности Эллы
Дементьевны, святой женщины, некогда вытащившей девушек из захудалого колхоза…
Добравшись до этого места в разговоре, старухи
примолкли и стали сосредоточенно допивать чай.
– А дальше-то что? – с любопытством
воскликнула я.
– Ирка родила, – брякнула Маня.
Нюра бросила на подругу быстрый взгляд.
