Ах, вот оно что… Только сейчас до меня дошло,
отчего Олегу разрешено появляться в коридорах издательства в столь экзотическом
виде: Левитин – мастер по улаживанию скандалов, он успокаивает и деликатно
выпроваживает вон малоадекватные личности типа Ангелины Брок. А людей с левой,
так сказать, резьбой в «Марко» рвется толпа, сразу и не разберешь, кто из них
автор будущих бестселлеров, а кто вырвался на время из психушки.
– А ну иди сюда! – рявкнул Федор теперь
на меня и втянул в свой кабинет. – Садись, лапа, и слушай. Не скрою,
разговор нам предстоит тяжелый и неприятный.
У меня подломились ноги, тело плюхнулось в
противно-холодное кожаное кресло, на лице помимо воли наверняка возникло
выражение описавшейся в гостиной кошки. Стало так страшно, что сердце заухало и
заколотилось в груди, словно пойманный лисой филин.
Так и быть, открою вам секрет. Писатели, при
всем своем внешне уверенном виде, на самом деле люди сомневающиеся. Все эти
растопыренные пальцы, гордо задранный нос и фразы типа: «Я величайший прозаик
современности» – на самом деле прикрывают огромный комплекс неполноценности.
Большинство литераторов испытывает стресс, неся рукопись издателю: а вдруг
откажут в напечатании бессмертного опуса? Конечно, можно все равно считать себя
суперпупергением, только если, скажем, «Марко» выставит тебя вон, то куда
деваться? Рыскать по другим конторам? А если и там, мягко говоря, пошлют по
известному адресу? Что тогда – напечатать свое дивное произведение на принтере
и раздавать по знакомым? Утешаться мыслью о собственной необыкновенности?
Восклицать: «Я слишком умен и хорош для массового читателя, тупого и
малообразованного»? Но ведь любому писателю хочется еще денег и славы, этих
двух составляющих литературного труда. Поэтому без издательства автору никак
нельзя.
Стороне, которая печатает книги, тоже
необходим автор. Большая часть издательств мечтает о суперработоспособном
человеке, способном писать по восемь романов в год, которые народ начнет
хватать, словно булочки в голодный месяц. Но, увы, литераторы чаще всего
ленивы, сдают рукописи не вовремя, требуют за них непомерных денег, хамят
редактору и пьют горькую. Алкоголиков среди прозаиков и поэтов тьма. Иногда,
даже несмотря на рейтинговость литератора, издательство не выдерживает и
разрывает отношения с особо противной личностью. В борьбе писатель—издатель,
как правило, побеждает второй. Я могла бы сейчас назвать вам фамилии некогда
весьма успешных авторов, сгинувших в безвестность из-за собственных гадких
пристрастий или неумеренной тяги к скандалам. Да, в мире книжного бизнеса
жестокая конкуренция, топового автора, не стесняясь, будут переманивать, но…
Дурная слава имеет быстрые ноги, и если, к примеру, до издательства «НРБ»
дойдет, что писатель N, переругавшись из-за гонорара с «Марко», сбегал в некую
организацию и наслал на своих бывших «хозяев» налоговую полицию, то, несмотря
на успех книг писателя N, «НРБ» не захочет иметь с ним дело. Да оно и понятно,
почему – кому нужен отвязный скандалист, правдоруб, «борец за справедливость»,
искатель контрафактных тиражей?
Я в этом смысле не исключение. То есть я
ужасно боюсь оказаться за бортом «Марко». Правда, характер у меня не
революционный, но вот рукописи задерживаю часто, нарушаю сроки, указанные в
контракте… Все, кажется, терпению «Марко» пришел конец.
– Моему терпению пришел конец! – рявкнул
Федор.
Я зажмурилась и постаралась слиться с креслом.
Вот он, самый страшный и черный момент в моей жизни. Хотя, если вдуматься,
ничего ужасного, ну не получилось забраться на вершину, как, скажем,
писательнице Смоляковой… И что теперь, умирать, что ли? Работу себе я найду…
– Отвечай немедленно, – затопал
Федор, – что на тебе надето?
Я, ожидавшая чего угодно, кроме этого вопроса,
икнула и ответила:
– Ну, джинсы.
Федор тяжело вздохнул:
– Очень правильный ответ, именно «ну, джинсы».
Что это за фирма такая «ну, джинсы»? Где откопала замечательные тинейджеровские
штанишки? Ты хоть понимаешь, что у тебя на заду написано?
– Да, – закивала я. – Написано:
«Охраняйте природу».
– Сама перевела?
– Нет, – честно призналась я. –
Английским не владею, продавец сказал.
Федор схватил со стола газету «Желтуха» и
начал обмахиваться ежедневным изданием, которое приличный человек побрезгует
взять руками без перчаток.
– Нет, киса, – прошипел он, – там
вышито: «Пошли все сюда».
Я закашлялась. Неужели и правда? Теперь
понятно, почему Кристина, провожая меня сегодня в издательство, воскликнула:
– Прикольные джины! Где взяла?
– А твой пуловер с вышитой собачкой… – начал
вновь брызгать слюной Федор, – а сережки из дерьма… а часики за сто
рублей… и еще баретки… Боже ж мой! Ну в какой лавке ты раздобыла эти розовые
говнодавы с зелеными шнурками? А? Немедленно отвечай!
Мне стало обидно до слез.
– Знаешь, моя одежда – это моя одежда!
– Ошибаешься, лапа, – широко улыбнулся
Федор. Потом он швырнул на стол «Желтуху» и велел: – А ну читай! Как раз про
свою одежду!
Глава 2
Сначала мои глаза увидели фото: щуплый
ребенок, одетый в нелепые сапожки на платформе, слишком широкие брюки и излишне
свободный пуловер, держит в руках книгу. Девочке явно следовало сходить к
парикмахеру, потому что волосы у нее стояли дыбом. Шестиклассница напоминала
испуганную кошку (если видели когда-нибудь, как та ощетинивает шерсть при
появлении внезапной угрозы, то поймете, о чем сейчас речь). Еще жаль, что
подростки не желают слушать ничьих советов: сними девочка отвратительно
растянутый свитерок, смотрелась бы вполне симпатично. Потом я внезапно поняла,
что школьница держит не слишком чистой лапкой мою новую книгу, и тут же
воскликнула:
– Какая милая девочка!
– Кхм, – закряхтел недовольно
Федор, – снимочек потом позыришь, текстуху изучи.