Остапов перечислил деньги, Каркин взял
Норкину, определил ее к Эльзе, а та устроила бабенку курьером. Именно такие,
слегка туповатые, малообразованные тетки и развозили коробки с момбатом.
Любопытства они не проявляли, их волновали лишь щедрые чаевые, которые давали
хозяева.
Но курьер не только привозил «заказ», он еще и
возвращал Эльзе использованные для хранения убийственного момбата вещи. Чаще
всего это были дурацкие цветочные горшки в виде зверушек, лейки-собачки и
настольные лампы, украшенные искусственными бонсаями.
Когда Гале в одном доме вручили такой ночник,
сердце глупой Норкиной дрогнуло. Лампа понравилась дурочке до зубовного
скрежета, купить подобную она не могла, прибамбас стоил как ее месячный оклад.
Норкина была инфантильна и наивна, желание взять себе понравившуюся вещь не
показалось преступным – Галя была честным человеком, она никогда бы не
притронулась к чужим деньгам и не была способна спереть в чужом доме
безделушку, но Норкина хорошо знала: бывший в употреблении электроприбор на
фирме утилизируют, он никому не нужен. Можно было попросить Эльзу Генриховну
отдать ей лампочку, но та бы непременно отказала, и симпатичная вещичка
отправилась бы на помойку.
На работу в тот день Галя вернулась с пустыми
руками.
– Ой, ой, – заныла она, –
только не ругайте!
– Что случилось? – спросила Эльза.
– Ночничок разбила. Упала, а он на мелкие
куски рассыпался.
А на самом деле бонсай уже стоял на столике
возле кровати глупой курьерши.
– Откуда ты узнал об этой
ситуации? – спросила я. – И Галя, и Эльза умерли!
Олег отодвинул корзинку с искрошенным батоном.
– Норкина каялась в совершенной ошибке
при сотруднице Эльзы, девушке по имени Наташа. И та удивилась, почему
начальница налетела на дуру-курьершу чуть ли не с кулаками, зачем так дотошно
выясняла место, где случилась неприятность, и отчего слегка успокоилась, лишь
когда узнала, что казус приключился на пустынном полустанке в Подмосковье,
весьма злобно пригрозив при этом Гале:
– Еще раз вот так упадешь – прощайся с
работой.
– Ясно, – прошептала я. – А
потом Настя что-то заподозрила. Девочка не по возрасту умна, вот и надумала
выяснить, что вдруг случилось со здоровой и молодой мамой, так скоропостижно
ушедшей из жизни. Она нанялась на работу в фирму, навострила уши, потолкалась
по кабинетам, вот и поняла кое-что. Только до самого конца ситуацию не
разведала, решила, что людям ставят в дома ядовитые растения, которые отравляют
воздух, поэтому никак не связала смерть мамы и свое плохое самочувствие с
симпатичной лампой, которую после похорон Галины перенесла в свою комнату.
Настя сделала ошибку, решив: если маму брал на работу Антон Петрович, то он и
есть самый основной злодей. Бедная девочка! Каркин ведь ни о чем не
догадывался? Или я не права?
Глава 33
Олег взял чашку и принялся размазывать
кофейную гущу ложкой по ее стенкам. Наконец тихо произнес:
– Каркин оттого и покончил с собой, что
понял: он первопричина всех бед.
– Не понимаю, – пробормотала я.
– В свое время Анне Семеновне сделали
серьезную гинекологическую операцию, – начал объяснять Олег, – потом
провели гормональную терапию. Жизнь спасли, но как женщину ее убили…
Собственно говоря, несчастной Анне Семеновне
не оставили выбора, ей предстояло либо умереть, либо остаться в живых неким
существом среднего пола, для которого секс не играет никакой роли.
К сожалению, мужья больных женщин, частенько
проявляют эгоизм и заявляют: «На фиг ты мне нужна, найду себе новую супругу!»
[9].
Но Антон Петрович Анну Семеновну не оставил, семью не разрушил, вот только жить
монахом не сумел. Он завел любовницу, однако не молодую стерву-блондинку, а
особу ненамного моложе законной жены, интеллигентную Эльзу Генриховну, которая,
очевидно, любила Антона Петровича, коли родила сына и не начала требовать
узаконить отношения.
В создавшейся ситуации все ее участники
показали себя с лучшей стороны. Анна Семеновна делала вид, что не знает об
особых узах, связывающих Антона Петровича и Эльзу. Сталкиваясь с последней по
работе, законная супруга держалась корректно, а любовница не закатывала
скандалов, понимала свое место. В семье не имелось и споров по поводу денег.
Где Антон Петрович брал средства, чтобы помогать Эльзе и Вадиму, Анна Семеновна
не интересовалась, главное, ее Милочка не нуждалась. Самым недовольным лицом в
этом многоугольнике, как ни странно, оказалась именно Мила. Правду о
существовании у нее единокровного брата она выяснила случайно – услышала
разговор родителей, став невидимым свидетелем одной из их редких ссор, и,
несмотря на юный возраст, смекнула, что к чему.
Не в силах сдержать ревности, Мила закатила
скандал у новогодней елки, и пришлось Антону Петровичу откровенно побеседовать
с девочкой. Разговор вышел тяжелым, отец признался в адюльтере. Мила впала в
депрессию и полгода хмуро отворачивалась от папы, но потом вроде бы все
наладилось.
Об Эльзе Генриховне и Вадиме в семье Каркиных
старались вслух не говорить, но в день кончины парня Антон Петрович нарушил
неписаное правило.
– Вадя умер, – чуть слышно сказал
отец Миле, вернувшись из клиники.
И тут внезапно выяснилось, что дочь в курсе
всех дел.
– Ну и к лучшему, – жестко
отозвалась дочь. – Иначе б сел за убийство, на всех бы пятно легло. Вадиму
следовало уйти на тот свет.
Чего-чего, а жалости к брату у Милки не было
ни капли. С раннего детства она ненавидела мальчика, который отобрал у нее
часть любви папы. Впрочем, не в одной любви было дело.
За полгода до гибели Вадима Антон Петрович
позвал к себе Милку и сказал:
– Вадим, сын Эльзы Генриховны, станет
одним из управляющих фирмой.
– Ты сошел с ума! – закричала
художница. – С какой стати?
– После моей кончины бизнес отойдет
вам, – торжественно объявил Антон Петрович, – Вадик должен учиться.
– Кому вам? – подскочила Милка.
– Тебе и Вадиму.
– Он никто! – возмутилась Мила.
– Вадим мой сын, – твердо заявил
Каркин, – и я обязан о нем позаботиться.
– Значит, я останусь в нищете, чтобы
невесть кто кушал черную икру? – вспылила Милка.