– На фирме я со дня основания, –
продолжала начальница отдела, – а до нее вместе с Анной Семеновной
работала. Когда они с Антоном Петровичем начали подниматься, очень рада была.
Святые люди, честные, бескорыстные… Даже странно, что им удалось такое дело
раскрутить, обычно наивных интеллигентов на дороге к бизнес-успеху гораздо
раньше из седла вышвыривает. Но сейчас не об их деловой хватке речь. Слухи по
конторе носятся, как на реактивной тяге. Заходит ко мне тринадцатого апреля
Анна Семеновна и говорит: «С днем рождения, Лидуша». Я, естественно, улыбаюсь,
а она мне вашу новую книгу протягивает и говорит: «Вот, держи подарок».
Удивила, конечно. А я утром на работу ехала, у лотка притормозила, спросила:
«Новая Виолова есть?» – «Нет, – ответила продавщица, – еще не
написала». А тут такая неожиданная радость! Ну и накинулась на Анну Семеновну с
расспросами, а та, смеясь, сказала: «Знаю твою Виолову-Тараканову с пеленок,
они с Милочкой в один класс ходили. Попросила ее добыть экземпляр новой книги,
еще не поступившей в продажу, и подписать тебе».
Лидия раздавила окурок в пепельнице.
– Вы не помните того разговора с
Каркиной?
– Простите, нет. Не подумайте, что корчу
из себя звезду, но раздача автографов – рутинная работа. Тетя Аня частенько
просила о такой услуге для знакомых.
Капстынь кивнула.
– Иного ответа и не ожидала. Я о вас
многое знаю, и сейчас понимаю, что появление в данном кабинете Арины Виоловой
связано со смертью Каркиных. Или вы на самом деле хотите оформиться курьером?
Ох, Маша, Маша… Вы ведь так представились? Да не знай я ваших книг, выгнала б
сейчас какую-то Машу вон. Рекомендация Эльзы в моем отделе лишь навредит. Да и
не поверю вам. Наш новый коммерческий директор не способна на человеческие
поступки, она циркулярная пила по менталитету. Давайте поговорим откровенно! В
кабинет никто не войдет, и подслушивающих устройств тут нет. Я, кстати, уже
подумала, что в смерти Каркиных имеется некая странность. Ушли оба сразу, а
ведь практически не болели.
– Возраст не юный, – бормотнула я.
– Но не столь уж и пожилой, –
кашлянула Лида. – Каркины вовсе не склеротики, активные люди, с ясным
умом. Имелись, конечно, некие проблемки со здоровьем, у Анны Семеновны, сами
понимаете, что, а Антон Петрович огурцом держался. Правда, история с Вадиком
его из колеи выбила, но Каркин выдержал испытание мужественно. Очень хорошо
помню ситуацию: я после поминок посуду собрала и на кухню несу, Эльза в комнате
лежит… Вот уж на кого смотреть страшно было! Лица нет – черная маска… Она после
самоубийства Вади совсем иной стала. Да, так вот. Антон Петрович мне помогать
взялся, составил чашки на поднос и вдруг говорит: «А если б жив остался, то в
тюрьме бы сгнил! Скажи, Лидочка, что лучше? В могиле или по лагерям да зонам?»
Тяжело ему пришлось. Вы понимаете?
– Нет, – растерянно призналась
я. – Кто такой Вадим? Чьи похороны? При чем тут Эльза Генриховна?
– Она мать Вади, – ответила
Лида. – Вы не в курсе?
– Чего?
– Неужели Мила не рассказывала?
– О чем?
Капстынь откинулась на спинку стула.
– Тридцать лет назад я, студентка
четвертого курса, пришла к Антону Петровичу на практику да и осталась рядом с
ним навсегда. Меня после окончания института определили лаборанткой к Каркину.
Представляете нравы научного мира?
– Вообще-то я далека от него.
Лидия хмыкнула.
– Внешне все пристойно, интеллигентно, а
по сущности базар. Коллектив бабский, сплетни, хихиканье, обсуждение кто, куда
и с кем… В первый же рабочий день мне нашептали кучу информации. Например, что
Анна Семеновна Каркина заболела по женской части, перенесла операцию. Понятно?
– Конечно, – кивнула я. –
Только об ее проблеме я ничего не знала, мы на эту тему никогда не беседовали.
– Женщины обычно не распространяются о
таких вещах. Антон Петрович жену обожал, пылинки с нее сдувал, но он же мужчина…
Супруга больная, так что, мужу жить монахом? Как считаете? – прищурилась
Лидия.
– Каждый решает проблему
по-своему, – деликатно отозвалась я.
– Верно, – кивнула
собеседница, – вот Антон Петрович и предпринял некоторые шаги. Привел он в
институт Эльзу, а спустя семь месяцев народ рты поразевал: новенькая младенца
родила, мальчика. Эльза ни словом про отца своего ребенка не обмолвилась,
только по коридорам быстрыми мышами побежали слухи. И очень скоро местные
сплетницы были уверены: Вадик – сын Антона Петровича.
Ни Эльза, ни Каркин не демонстрировали своей
близости и дружеских отношений. Они никогда не оставались вдвоем на кафедре, не
шушукались в курилке, не обедали вместе в столовой, держали дистанцию, но… как
говорится, на чужой роток не накинешь платок. Затем Эльза перевелась в другой
отдел, и постепенно болтовня стихла, нашлись иные интересные темы для досужих
языков…
Кстати говоря, Анна Семеновна более чем
вежливо разговаривала с Эльзой, и кумушки терялись в догадках, глядя, как
законная жена и любовница вместе обсуждают некую служебную проблему.
– Анька дура, – заявляли одни.
– Высокие отношения! – восхищались
другие.
– А что им, морды друг другу
царапать? – резонно отмечали третьи. – Хорошо Антон Петрович
устроился!
Скандал случился лишь один раз, во время
новогодней елки. Лида не помнила год, когда приключилась та драка. Да, да,
драка в самом прямом смысле этого слова.
В НИИ, как, впрочем, в большинстве советских
контор, существовала хорошая традиция – в последних числах декабря сотрудницы
месткома вешали шары и гирлянды на вечнозеленую пушистую красавицу-елку,
приглашали детей всех, кто работал в институте, и устраивали немудреный
праздник. Бессменным Дедом Морозом был Антон Петрович, Снегурочками наряжали то
одну, то другую лаборантку. Детвора с охотой водила хороводы, причем компания
собиралась разновозрастная – от детсадовцев до старшеклассников. Лидия сейчас
не могла сказать, сколько лет в тот год стукнуло Миле, но отлично помнила, что
дочь Антона Петровича уже была подростком, а Вадим, сынок Эльзы, уморительным
малышом.
Вначале ничто не предвещало беды, праздник
катился по накатанной колее. «Дедушка Мороз, ты где?» – «Елочка, зажгись!» –
«Мы плясали, пели, прыгали…» – «Кто прочтет стишок?» – «А теперь Маша сыграет
нам на пианино…»
Через два часа вспотевшие дети встали в
очередь за подарками. Антон Петрович, слегка сдвинув в сторону сильно мешающую
бороду из синтетической ваты, брал из мешка кульки с конфетами и вручал их
очередным снежинке или космонавту. Одни дети просто улыбались, другие говорили:
– Спасибо.
