– Из полиуретана, – ответила Аня.
Бабища оперлась о прилавок.
– Ясненько, – удовлетворенно сказала
она, – экзотическое животное. Не, не хочу!
– Почему? – не выдержала я.
Тетка перевела на меня тяжелый взгляд, потом с
легким презрением протянула:
– Объясню, коли сама не догоняешь.
Полимуэртан в тропиках живет, при первом морозе этой обувке трендец придет.
Мы с Аней замерли, а баба, подхватив
многочисленные пакеты, покинула магазин.
– Сколько стою за прилавком, –
первой пришла в себя Аня, – столько балдею. Народ обезумел! Зверь
полимуэртан! Надо же придумать такое!
– Идея про мороз и босоножки тоже
неплоха, – хмыкнула я, – с голыми пятками по снегу в самый раз
бегать.
Театр «Занавес» занимал крохотный домик между
двумя серыми зданиями, явно построенными еще в конце девятнадцатого века.
Я подергала дверь раз, другой, третий.
– Эй, – высунулся из стоящего рядом
газетного ларька продавец, – куда лезешь?
– Хочу войти внутрь!
– Сегодня спектакля нет.
– Театр работает не каждый день?
– Вообще-то, они без выходных
пашут, – пояснил мужчина, – только у них кто-то помер.
– Да ну?
– Хочешь подробности узнать, заверни в
арку, там служебный вход, – посоветовал газетчик и скрылся в ларьке.
Я поспешила в арку и легко попала в небольшой
холл, где стоял стол с лампой под зеленым абажуром.
– Вам кого? – спросил пожилой
мужчина, отрываясь от мятого журнала.
Я открыла рот и замерла. На стене прямо за
охранником висел наспех сделанный плакат. Белый лист ватмана украшала
фотография молодой симпатичной женщины. Коротко остриженные светлые волосы
торчали ежиком, круглые карие глаза походили на крупные сливы, а на шее, в
районе отсутствующего у женщин адамового яблока, была большая черная родинка.
«Прощай, Леночка, – гласили ярко-синие буквы, – ты навсегда
останешься в наших сердцах!» Угол плаката украшал пышный траурный бант, внизу в
трехлитровой банке стояли цветы.
– Кто это? – показала я на снимок.
Дед обернулся.
– Лена Напалкова, – ответил
он, – актриса.
– Она умерла?
– Про живого поминальник делать не
станут, – резонно ответил он.
– Такая молодая и скончалась. Наверное,
безнадежно заболела?
– Под машину попала, – охотно
объяснил охранник. – Говорят, дорогу в неправильном месте переходила, вот
ее и сшибло. Шофера не нашли, удрал!
– Михаил Степанович, – послышалось
из коридора, – опять по телефону болтаете?
– Вот зараза! – прошептал
дедок. – Дался ей аппарат… Нет, Римма Сергеевна, не трогаю я ваш телефон,
с человеком беседую! О деле!
В холл быстрым шагом вышла женщина лет сорока
пяти.
– Почему цветы в банке? – с ходу
завозмущалась она. – Это неэстетично! Надо было вазу взять.
– Букет Лариса ставила, – ответил
Михаил Степанович.
– Ничего людям поручить нельзя! –
взвилась Римма Сергеевна и только сейчас заметила меня. – Здравствуйте, вы
к кому?
– Газета «Город М», – бойко
затараторила я, – узнали о вашем несчастье и хотим сделать статью о
погибшей актрисе.
– Никогда не слышала о подобном
издании! – с долей удивления произнесла дама.
– Мы бесплатно распространяемся только в
одном районе, – не меняясь в лице, пояснила я.
– Даром – это хорошо, – оживилась
Римма Сергеевна, – люди непременно возьмут и прочитают, а нам реклама
нужна. Пошли. Осторожней, пригните голову, тут балка. Сколько народу о нее лбы
расквасило – и не сосчитать. Степаныч! Никого к телефону не подпускай! Взяли
моду трезвонить, потом счета километровые…
– Не беспокойтесь, – прогудело нам в
спину, – грудью лягу!
Но Римма Сергеевна уже не слушала деда. Она
распахнула дверь и втолкнула «корреспондентку» в крохотную комнатушку, стены
которой были сплошь заклеены плакатами.
– Устраивайся, – по-свойски
заговорила хозяйка и засуетилась: – Кофе хочешь? Нам свои журналисты нужны. Тем
много, планов навалом. Если будешь хорошо писать, бесплатные билеты гарантирую.
Ну и подарочки к праздникам. По рукам?
– Можно попробовать, – закивала
я. – Начнем с Лены Напалковой. Расскажите о ней.
Римма Сергеевна включила чайник и протиснулась
в щель между подоконником и письменным столом.
– Чего говорить?
– Биографические данные.
– Возраст она скрывала, – бойко
завела дама. – Так большинство актрис поступает, хотя это глупо. Думаю, не
надо дату рождения в некрологе указывать.
– Ладно, – согласилась я, – и
без уточнения, по фото видно, что она молодая.
– Тридцатку справила, – фыркнула
Римма Сергеевна, – но под девочку косила: юбочка до колена, кофточки в
обтяг, стрижечка смешная. Играла в «Занавесе» много ролей, хотела пробиться в
кино, но ее как-то не приглашали. Это все.
– Маловато для хорошей статьи. Давайте
побольше деталей.
– Каких?
– Личных.
Хозяйка кабинета прикусила губу.
– Любовники у нее, наверное, были. Билеты
она иногда брала.
– А муж?
– Не удалось ей ни одного парня до загса
дотянуть.
– Дети?
– Нет.
– Совсем одинокая?
– Ну уж интимных подробностей не
знаю, – осторожно ответила Римма Сергеевна, – мы не дружили.
– Как к ней в театре относились?
– Нормально, – пожала плечами
собеседница. – Давай лучше о наших премьерах побалакаем, реклама позарез
нужна!
– Главный редактор велел мне очерк о
Напалковой сдать, – напомнила я, – а задания шефа выполняются
мгновенно.
