Хелен оглянулась на старика, задремавшего у печки: лысый череп в пигментных пятнах, морщинистая шея, костлявые плечи… Как ни накипело у нее на душе, она была глубоко тронута.
– И вы встретились?
– А как же! Чтоб парень с девушкой да не встретились! Я его поджидала на задах отцовской мастерской. Красоту навела тайком – помада там и все такое. Вышел это он из-за угла, идет ко мне… Я как поглядела на него… ой, матушки! Рубашка белая, с отложным воротником, брюки со стрелкой… Со стрелкой, мадемуазель! Отутюженные! А жил-то он в лесной хибаре со всей бригадой! И все равно вон каким франтом пришел… Восемнадцать лет ему было… А мне шестнадцать с половиной…
– Какая у вас хорошая память…
– Да нет. Все забываю, все путаю… а вот это помню… давайте чокнемся, мадемуазель.
Они чокнулись. Вино было терпкое, и Хелен через силу отпила пару глотков.
– И дети у вас есть? – снова начала она, хотя ей было немного стыдно переводить разговор на то, что интересовало ее в первую очередь.
– Дети? Да… четверо… нет… пятеро.
– А младший сын – доктор? Да?
– Ох, не скажу… вы уж извините, тоже я беспамятная стала, не лучше его… все забываю… давайте-ка спать… мы вот тут спим, в каморке… а вы наверх ступайте… свечу вон в ящике возьмите.
Она подошла к мужу, что-то пошептала ему на ухо и помогла встать. Оба медленно, медленно направились к двери каморки. Хелен провожала их взглядом, допивая свой стакан. Вино уже успело ударить ей в голову. Когда старики скрылись за дверью, она пересела поближе к плите, чтоб погреться впрок. Можно было не сомневаться, что в спальне наверху холодно. Хелен уже собралась идти спать, когда из каморки вновь появилась бабулька в ночной рубашке и чепце.
– Вот посмотрите, мадемуазель.
Она протянула девушке фотографию в деревянной рамке – поясной портрет молодого человека при галстуке, с аккуратной черной бородкой. На голове у него сидела набекрень странная плоская четырехугольная шапочка, взгляд был твердый и уверенный.
– Это мой сын… там на обороте написано…
На картонной подкладке сзади чья-то старательная рука тридцать лет назад вывела дату, имя – Йозеф – и титул: доктор медицины.
– Ваш сын! Это он приедет завтра?
– Да он каждый вторник приезжает. Спокойной ночи, мадемуазель.
Хелен быстро подсчитала в уме: они с Милошем сбежали в ночь с пятницы на субботу, с тех пор прошло двое суток. Может, старушка и не перепутала…
Несмотря на усталость, она долго не могла уснуть. В спальне было холодно, кровать продавленная, а огромная перина при малейшем движении съезжала на пол. Мысли о Милоше, истекающем кровью в горном приюте, не давали покоя. Только под утро девушка забылась, убаюканная глухими всхрапами гигантского борова, от которых дрожали стекла в окошке.
Доктор прибыл в десять часов утра в автомобиле с высокими колесами, заляпанном грязью и оглушительно стреляющем. Это был мужчина лет пятидесяти, черноглазый, седой, с намечающейся плешью и косматой бородой, не слишком похожий на свою юношескую фотографию. Хелен бегом кинулась к нему, не дав ему даже вылезти из машины. Какое облегчение – говорить с человеком, который все понимает правильно и сразу!
– Проедем на машине, в объезд, – сказал он. – Я знаю там одно место, от которого до приюта два часа ходу.
– То есть мы будем на месте еще до вечера?
– Ну да.
– А… а у вас аптечка и все такое с собой? Вы сможете оказать ему помощь?
– У меня все с собой. Сейчас занесу родителям продукты, и поедем.
Хелен готова была расцеловать его. Прощание со стариками не заняло много времени.
– Заходите еще! – сказала старушка. – Мы гостям всегда рады.
– Djevouck! – объявил старик, показывая на Хелен. И разразился непонятной тирадой, в которой несколько раз мелькнуло имя «Гуго».
– Что он говорит? – спросила Хелен.
– Что вы слишком молоды, чтоб у вас с Гуго было семеро сыновей. Не понимаю, откуда у него вообще эта мысль…
– А кто все-таки такой этот Гуго?
– Мой сын, – ответил доктор. – В ноябре ему исполнится двенадцать.
Он забросил в багажник санки и завел мотор. Боров последний раз рыкнул на прощание, и они тронулись. Старушка, стоя в дверях, махала им засаленным кухонным полотенцем.
Подъем был не крутой, но все равно тяжелый – слишком каменистый. Машину отчаянно трясло, и Хелен изо всех сил цеплялась за сиденье и ручку дверцы, чтоб не подскакивать до потолка. Мотор натужно ревел, так что разговаривать было трудно.
– Как вы оказались в приюте в такое время года? – прокричал доктор.
– Гуляли! – ответила Хелен и удивилась, насколько легче выкрикивать ложь, чем произносить нормальным голосом.
– Вас там застиг снегопад?
– Да!
– Понятно. Меня зовут Йозеф, а вас?
– Хелен!
Несколько километров ехали молча, потом доктор мотнул головой в сторону сумки, лежавшей на заднем сиденье:
– Там у меня кое-какая еда – хлеб, шоколад. Угощайтесь…
Шоколад! Хелен пришлось сделать над собой усилие, чтоб не наброситься на него, как голодный зверь. Она дотянулась до сумки и положила ее себе на колени.
– Каким же образом ваш друг поранился?
– Он стругал деревяшку, и нож соскочил, – ответила Хелен, распечатывая плитку шоколада. – А вы будете?
– Да, отломите мне кусочек, – засмеялся доктор. – Шоколад – моя слабость!
Когда она передавала шоколад, особенно сильный толчок заставил их взлететь над сиденьями, и оба расхохотались.
«А что, если сказать ему всю правду, – думала Хелен, набив рот шоколадом. – Там, наверху, он так или иначе поймет, что я ему наврала. Увидит, какая у Милоша рана, увидит кровь по всей комнате… Если снег стаял, он ведь и трупы может увидеть! Он доктор, он, конечно, окажет Милошу медицинскую помощь, а вот потом что? Вдруг выдаст?»
Хелен только сейчас сообразила, какой это риск – вести совершенно незнакомого человека на место кровавой драмы. Но как еще было помочь Милошу?
Они ехали еще какое-то время, обмениваясь лишь ни к чему не обязывающими замечаниями о пейзаже и состоянии дороги. Управление машиной требовало внимания, и доктор больше не задавал вопросов. По правую сторону темнели сумрачные овраги, по левую вздымалась круча, вершины которой скрывались в тумане. Какая-то большая хищная птица метнулась прямо перед ними, задев крылом ветровое стекло.
– Далеко еще? – спросила Хелен.
– Почти приехали, – сказал доктор и через четверть часа свернул на обочину и остановил машину.
Заснеженная тропа шла прямо в гору. Они надели снегоступы и двинулись по ней. Доктор шел широким шагом, волоча за собой санки, на которых они собирались перевезти Милоша. Иногда он останавливался подождать Хелен, с трудом поспевавшую за ним с его докторским чемоданчиком в руках. Так они шли часа два, пока не оказались перед небольшим ельником.
