– Ее здесь нет! Ничего не понимаю! Что они с ней сделали?
– Пошли! – отрезал Милош. – Лучше здесь не задерживаться.
Они повернули обратно, растерянные, не зная, радоваться исчезновению Катарины или тревожиться за нее. Начали взбираться по лестнице, и вдруг Милош остановился так резко, что Хелен налетела на него, едва не сбив с ног. Выше по лестнице на ступеньке, кутаясь в накидку, сидела Катарина Пансек. И улыбалась им.
– Хелен… как я рада тебя видеть…
Хелен кинулась к ней, взяла ее руки в свои. Руки у Катарины были горячие. Волосы прилипли ко лбу. От нее пахло землей.
– Катарина! Как ты здесь оказалась? Ты вся дрожишь… Тебя что, выпустили?
– Тереза, – ответила девушка, – выпустила… Тереза… а вы… хотите увидеть… Небо?
Хелен только сейчас спохватилась, что, ошеломленная исчезновением узницы, совсем забыла посмотреть на легендарную картинку, которую все так мечтали и так боялись увидеть.
– Да… конечно. Конечно, хочу. Там правда Небо?
– Правда… такое красивое… я вам покажу… Только помоги мне… ноги не держат…
Они подхватили ее под руки, и все трое медленно стали спускаться обратно в карцер. Милош направил луч на балку, и они молча замерли перед картиной. В ярком свете фонаря небо было ослепительно синим, ветер гнал по нему белые облака. И большая серая птица, раскинув крылья, парила в этом просторе. Они услышали даже ее протяжный крик.
– Я не знала, что там есть птица, – благоговейно прошептала Хелен.
– Раньше не было… – сказала Катарина. – Когда я сидела внутри, ее не было… только сейчас появилась… значит, птица – это я… птица улетела…
– Ты уверена? – усомнилась Хелен.
– …мой отец был математик… – ответила Катарина.
– Что? Ты о чем, Катарина?
– …мой отец был математик… мне Тереза сказала…
– Надо выбираться! – шепнул Милош на ухо Хелен. – Смотри, у нее жар. Ее всю трясет.
– Ну да, а куда мы ее отведем?
– Я хочу к утешительнице… – прошептала Катарина.
Хелен и Милош переглянулись и согласно кивнули. Кое-как протащили Катарину по винтовой лестнице и через столовую вывели на улицу. Они рассчитывали, что свежий ночной воздух взбодрит больную, но получилось наоборот: она сомлела и упала бы прямо во дворе, если б они ее не подхватили. Прижимаясь к стене, они добрались до сторожки Скелетины. Свет в ней не горел. А вдруг чокнутая старуха притаилась за занавеской и караулит? Пригнувшись до земли, они бесшумно прокрались под окном и остановились перед воротами. Милош попробовал повернуть ручку, но безуспешно. Ворота были заперты на замок.
Он обернулся, чтобы сообщить об этом Хелен, которая поддерживала Катарину, как вдруг ехидный голос пригвоздил их к месту:
– Собираемся на прогулку?
В трех метрах от них стояла Скелетина собственной персоной. В лунном свете лицо у нее выглядело совсем желтым. Она все еще была в вечернем платье и накрашенная. В костлявых пальцах тлела сигарета.
– А вы, молодой человек, что тут делаете?
Хелен открыла рот, чтобы соврать что-нибудь, но тут же закрыла. Ей нечего было сказать, а вернее, сказать-то она могла много, даже слишком… а Милош медленно, незаметно подвигался к Скелетине.
– Стойте, молодой человек! Еще шаг – и я закричу!
– В таком случае, прошу извинить… – сказал Милош.
И сделал нечто очень простое и «примитивное». Просто-напросто оглушил привратницу. Одним мгновенным апперкотом в челюсть. Она как-то по-мышиному вякнула, подлетела сантиметров на двадцать и грянулась оземь, словно мешок костей, каким она, собственно, и была.
– Бум! – засмеялась Катарина.
Милош поднял Скелетину одной рукой и оттащил в сторожку. Тут же вышел, запер дверь снаружи и потел отпирать ворота.
– Я ее запер и оборвал телефонные провода, но нам надо поторапливаться!
Скоро стало ясно, что Катарина далеко не уйдет, даже если они будут поддерживать ее под обе руки. Милош остановился, снял с нее очки и взвалил ее на плечи, как барана. Теперь они шагали быстро и уже всходили на мост под бесстрастными взглядами каменных всадников, когда Хелен прошептала:
– Тихо! Лодка плывет…
Что ей тут делать среди ночи? – удивился Милош и отошел подальше от парапета, укрываясь от взгляда гребца, который, казалось, смотрел прямо на него. Они постарались как можно быстрее миновать улицу Ослиц, тихую и неосвещенную, и скоро уже были на том самом месте, где впервые встретились неделю назад.
– Помнишь? – шепнула Хелен, которой опасность не мешала оставаться романтичной.
– А как же! – пропыхтел Милош.
Катарина у него на плечах что-то бессвязно лепетала.
– Что она говорит? – спросила Хелен.
– Бредит. Про какие-то спички, про пианино, про пауков, кажется… Ты знаешь ее утешительницу? Где она живет?
– Знаю. Ее зовут Мели. Думаю, найду. Донесешь до верха?
– Донесу.
У фонтана они, не сворачивая, пошли по улице, ведущей прямо вверх.
– Здесь, – сказала Хелен, остановившись перед домом с голубыми ставнями. Она постучала в дверь:
– Откройте, пожалуйста. Мы привели Катарину!
– Иду, иду… – откликнулся сверху ломкий, слабый голосок.
Они ждали. Милош, весь взмокший, поставил больную на ноги, надел ей очки и прислонил к себе, придерживая, чтоб не упала. От нее несло жаром. Дверь наконец открылась, и появилась женщина в халате, такая маленькая и хрупкая, что и впрямь напоминала мышку. Брови ее поползли вверх, отчего большие глаза, полные недоумения и тревоги, еще больше расширились. Она всплеснула руками:
– Катарина, бедная ты моя! Что они с тобой сделали?
– Она была в карцере, – объяснила Хелен.
– О, матерь божья! Заходите, заходите скорей!
Милош отнес Катарину в спальню и уложил в еще теплую постель, которую только что покинула маленькая мышка.
– Сейчас дам ей жаропонижающее. О, господи, как же люди могут такое творить? Вот как, скажите?
Милош и Хелен не могли сказать. Они молчали. Маленькая женщина захлопотала вокруг своей питомицы. Обмыла ей лицо и руки, подула на горячий лоб, приласкала, приговаривая что-то успокаивающее. Через несколько минут Катарина уже спала крепким сном. Утешительница немного посидела около нее, потом спустилась в кухню, где ее юные гости о чем-то шептались.
– Вы можете оставить ее у себя, Мели? – спросила Хелен.
– Ты знаешь, как меня зовут? – удивилась утешительница.
– Да, Катарина часто говорила о вас…
– Она милая девочка… Конечно, я подержу ее у себя, пока не поставлю на ноги. Я ее надежно спрячу, можете не беспокоиться. Но вы-то что будете делать? Вам надо, наверно, вернуться до рассвета?
