Хелен пристроилась у смотрового отверстия. Все стояли, приветствуя аплодисментами властно вступавшего в зал человека могучего телосложения, рыжебородого, одетого в залоснившуюся на локтях куртку-аляску. Гость не потрудился облачиться в вечерний туалет. Его заляпанные грязью сапоги давно нуждались в щетке и ваксе. За ним, не отставая ни на шаг, следовали двое – судя по всему, телохранители. Он прошествовал прямиком на эстраду и, не снимая аляски, плюхнулся на стул, совершенно исчезнувший под его необъятным задом, с видом человека, который не намерен засиживаться. Сделал знак Мадам Танк и какому-то мужчине, должно быть, директору интерната мальчиков, занять места рядом с ним. Танк заспешила на эстраду, переваливаясь, как жирная гусыня. За ней – не менее польщенный директор с цветочком в петлице. Двое телохранителей встали по обе стороны входной двери, неподвижные, как истуканы.
– Дамы и господа, дорогие коллеги…
Голос Ван Влика раскатывался среди абсолютного безмолвия. Его обжигающий взгляд прочесывал аудиторию.
– …вот и опять мы все в сборе… Я, как вам известно, очень дорожу этими ночными встречами. Они позволяют нам каждый год…
– Тебе слышно? – спросила Хелен, занимавшая более выгодную позицию.
– Не очень, – признался Милош.
– Иди сюда, я подвинусь…
Она немного посторонилась, и оба примостились у окошка бок о бок, почти щека к щеке.
– Так лучше? – прошептала Хелен.
– Отлично, – отозвался Милош.
– Согласно традиции, – продолжал Ван Влик, – прежде всего подведем итоги по положению дел в обоих интернатах за истекший год. Начнем с женского… Я рад уведомить госпожу Директрису от имени руководства Фаланги, что ее твердость и неукоснительная приверженность правилам удостоились одобрения. Срок ее полномочий будет продлен…
Танк залепетала какие-то слова благодарности, но Ван Влик не дал ей времени понежиться в лучах славы.
– Выношу также благодарность надзирательскому составу, в частности мадемуазель Зеш и мадемуазель Мерлуз, за добросовестную работу… А также мадемуазель Мерш, преподавателю математики, чья неизменная преданность делу…
Он называл имя за именем, и всякий раз все головы поворачивались к очередной счастливице, а та млела от удовольствия. Остальные изо всех сил натужно улыбались, но зависть все равно искажала их лица. Стоило посмотреть хоть на Скелетину, которая кусала губы и судорожно вытягивала отвратительную, как у ощипанной курицы, шею.
Покончив с женским интернатом, Ван Влик перешел к мужскому и повторил ту же процедуру с такой же скоростью и с тем же безразличием. Потом вдруг голос его изменился, зазвучал торжественно и грозно.
– Мы ведем нескончаемую, жестокую битву, дорогие коллеги! Битву которая требует от каждого из нас решимости и непреклонности. Знайте, что ваши усилия всемерно поддерживаются Фалангой, которую я имею честь здесь представлять. Но знайте также, что малейшее проявление слабости с вашей стороны будет беспощадно караться. Например, передача писем из интерната в интернат квалифицируется нами как особо тяжкое преступление, как вам, без сомнения, известно…
Пютуа у буфета как-то чудно скривил рот и принялся сосредоточенно изучать свои башмаки, чем и занимался до окончания речи.
– Повторяю, – гнул свое Ван Влик, – если вам случится усомниться в себе, если вы почувствуете, что в вас зарождается симпатия к кому-либо из воспитанников, вспомните вот что: эти люди – не той породы, что мы с вами! Последние слова он отчеканил, стуча в такт по столу, и продолжал, побелев от ярости:
– Эти люди втайне презирают вас, помните, не забывайте!
– «Эти люди…» – шепотом повторила Хелен, – про кого он говорит?
– Про тебя, про меня… Ты слушай…
– …они – угроза для нашего общества, как в свое время их родители…
Хелен пробрала дрожь.
– Что он такое говорит? Наши родители? Милош, что все это значит?
Милош придвинулся ближе.
– Тс-с-с… Дай послушать…
– …в заведениях, где мы великодушно предоставили им кров и даем шанс исправиться, – продолжал Ван Влик. – Наша первостепенная задача – не дать дурным семенам пустить ростки. Их мы должны безжалостно вытаптывать. Вам даны правила – ваш путеводитель в работе. Все очень просто: соблюдайте их, и вам нечего бояться. Отступите от них – и готовьтесь к худшему. И последнее, что я хочу сказать вам, – смотрите мне в глаза: Фаланга не прощает предательства…
Завершив этой угрозой свою речь, Ван Влик помолчал, выпятив тяжелую челюсть, и в зале тоже воцарилось гнетущее молчание.
– Что ж, не стану больше занимать ваше время, – заговорил он снова, видимо, довольный произведенным эффектом, – вижу, у вас там премиленький буфет. Если кто-то хочет высказаться, прошу, если нет, Давайте покончим с официальной частью.
Он вальяжно развел руки, заранее уверенный, что никто не решится выступить, и уже готовый объявить собрание закрытым, как вдруг случилось неожиданное.
Скелетина, которой все еще не давало покоя, что ее обошли, поднялась с места, бледная как мертвец, и тощая, как никогда.
– Господин Ван Влик, – заговорила она нервно и отрывисто, – разрешите обратиться: вас известили о побеге одной из воспитанниц?
Ван Влик, уже было вставший, медленно опустился на место:
– О… побеге, мадемуазель Фитцфишер, я вас правильно понял? Объяснитесь, будьте любезны.
– Да, сударь, – заторопилась Скелетина, чрезвычайно польщенная, что высокий гость помнит ее фамилию. – Неделю назад сбежала одна из воспитанниц четвертой группы, о чем я сразу же доложила госпоже Директрисе.
Ван Влик медленно повернулся всем корпусом к Мадам Танк, лицо которой за считанные секунды успело трижды переменить цвет: сперва побелело, потом побагровело, а теперь было бледно-зеленым.
– Это правда, сударь… но мы немедленно сделали все, что положено по правилам, и… другая воспитанница сейчас находится в карцере, и…
– Неделю назад? – медленно выговорил Ван Влик. – Побег случился неделю назад…
– Да, сударь, – пролепетала Танк, вдруг став похожей на испуганную маленькую девочку, – но я подумала, что… что нет необходимости…
– …ставить меня в известность, – договорил за нее Ван Влик с устрашающей мягкостью. – Вы, госпожа Директриса, сочли, что в этом «нет необходимости», я правильно понял?
– Да, – признала мадам Танк и понурила голову, не в силах больше вымолвить ни слова.
– Мадемуазель Фитцфишер, – обратился Ван Влик к Скелетине, которая так и не садилась. – Как зовут молодую особу, которая сбежала, будьте любезны?
– Бах, сударь, Милена Бах.
– Милена Бах… – медленно повторил Ван Влик, и Хелен показалось, что он побелел как полотно. Она содрогнулась. Услышать имя подруги из уст этого людоеда было почти то же, что увидеть Милену в его грязных лапах.
